Генералитет и сенаторы готовы были разъехаться, а министры по настоянию Голицына собрались для составления «пунктов», намереваемых вручить Анне Иоанновне. Поскольку это был экспромт, готовый проект у Голицына отсутствовал, на заседании начался гвалт и беспорядочные выкрики, которые стал заносить на бумагу секретарь Верховного тайного совета Василий Петрович Степанов. Диктовали все, но чаще всего раздавались голоса князей Дмитрия Михайловича и Василия Лукича.
Лефортовский дворец в конце XIX в.
Фотография. Найденов Н. А.
Москва. Соборы, монастыри и церкви. М., 1883
Записывать «пункты» в такой обстановке было затруднительно, и тогда канцлер Головкин и фельдмаршал М. М. Голицын обратились к Остерману, чтобы тот, «яко знающий лучше штиль», диктовал. Хитрый Остерман решил остаться в стороне от рискованного дела и долго отказывался от чести формулировать «пункты», ссылаясь на то, что он, как иноземец, «в такое важное дело вступать не может». В конце концов Остерману уклониться от роли секретаря-редактора не удалось, и он придавал литературную форму пунктам, произносимым В. Л. Долгоруким и Д. М. Голицыным.
В окончательном варианте «пункты», названные позже «кондициями», выглядели так:
«1. Ни с кем войны не всчинатъ. 2. Миру не заключать. 3. Верных наших подданных никакими новыми податями не отягощать. 4. В знатные чины как в статские, так и в военные, сухопутные, морские, выше полковничья ранга не жаловать, ниже к знатным делам никого не определять, и гвардии и прочим полкам быть под ведением Верховного тайного совета. 5. У шляхетства животы и имения и чести без суда не отнимать. 6. Вотчины и деревни не жаловать. 7. В придворные чины как русских, так и иноземцев без совету Верховного тайного совета не производить. 8. Государственные доходы и расходы не употреблять.
И всех верных своих подданных в неотменной своей милости содержать. А буде чего по своему обещанию не исполню и не додоржу (не осуществлю. – Н. П.), то лишена буду короны российской»[34].
Условия составления кондиций и их содержание дают основание для нескольких наблюдений. Первое и главное из них состоит в том, что трон достался Анне Иоанновне не в результате борьбы, это была не заранее спланированная, а стихийная акция. Кондиции тоже надлежит отнести к плодам импровизации, к результатам выражения стихийного коллективного творчества. И если в итоге получился довольно стройный документ, каждый пункт которого развивал одну и тут же идею ограничения самодержавия, то это результат творчества не одного Голицына, а всех членов Верховного тайного совета, про себя вынашивавших близкие друг другу мысли. Наконец, третье по счету, но не по важности наблюдение состоит в ответе, почему выбор пал на Анну Иоанновну, почему ей, а не кому другому было решено вручить корону. Расчет верховников был столь же прост, как и убедителен: Анна Иоанновна за 19 лет пребывания в Курляндии лишилась сил, готовых поддержать ее в России, захудалый курляндский двор не представлял опасности, и Анна Иоанновна считалась наиболее удобной фигурой, готовой безропотно выполнить навязанные ей кондиции. Имела значение и ее родословная – она была русской, представительницей правящей династии, имевшей в России корни хотя и слабые, но все же дававшие основание считать ее «своей», а не чужой.
Заметим, полной уверенности в успехе «затейки» верховников, как позже назовет Феофан Прокопович их попытку ограничить самодержавие, у министров не было. Если бы они полностью верили в успешное завершение начатого, тогда показалась бы излишней таинственность осуществления акции. Верховники ожидали сопротивления с двух сторон: широких кругов дворянства и самой императрицы. Если бы подобные опасения отсутствовали, то тогда не к чему было бы скрывать содержание кондиций, вызывать на заседание бригадира Полибина, чтобы дать ему задание оцепить Москву заставами, которым поручено пропускать из Москвы только с паспортами, выданными Верховным тайным советом, запретить выдавать вольным извозчикам ни под каким видом ни подвод, ни подорожных. О неуверенности затейщиков свидетельствует также таинственность отъезда депутации из Москвы.