Анна сняла кофейник с плиты. Отчаяние стало просто невыносимым. Ее обуял страх от безудержного хвастовства распадающегося сознания, неразборчиво брызжущего воспоминаниями.

Какими еще воспоминаниями? Может быть, это просто праздные измышления, которых с годами становится все больше и больше.

«Я не хочу стареть», – подумала она. Наливая кофе в чашки, Анна размышляла: что можно сделать, чтобы не обезуметь? Но вслух она сказала другое:

– Клеенка у тебя совсем порвалась. Завтра надо поехать и купить новую.

После кофе старик поплелся к старому заслуженному телевизору. Он сел перед ним в продавленное кресло и, как обычно, мирно уснул. Пока он спал, Анна успела приготовить ужин и прогуляться по дубовой роще между домом и горой.

Они поужинали котлетами со сливочным соусом и брусникой.

– Так вкусно я ем, только когда ты приезжаешь, – сказал отец. – У девочек, которые сюда прибегают, нет времени готовить настоящую еду.

В его словах недвусмысленно прозвучал упрек. Так как она и не думала отвечать на этот выпад, старик решил подольститься:

– Точно так же, как дома, ты можешь писать и здесь.

– У меня есть дом, муж и дети.

– Но ведь они могут приходить к тебе в гости, – сказал отец, и Анна вдруг подумала, что, по существу, он прав. Она вполне могла бы заканчивать свои доклады наверху, в своей старой комнате. Честно, подумала она и жалко улыбнулась – как можно сохранить честность? «Что будет, если я скажу все как есть? Скажу: «В твоем доме, папа, у меня не будет ни минуты покоя. Я не могу себе представить, что пробуду здесь два дня и не сойду с ума». – Я не стану тебе мешать, – пообещал он.

В его голосе слышалась такая мольба, что Анна едва не расплакалась. Но, взяв себя в руки, она заговорила о компьютерах, нужных ей для работы, а это такие машины, которые нелегко переносить с места на место.

Честность, подумала она. Она говорит о честности и лжет отцу прямо в глаза. Когда он поднялся из-за стола и поблагодарил за ужин, в голосе его сквозил холодок. «Я же не люблю его, – подумала Анна. – Я боюсь его, я его не выношу, он мне просто противен. Мне будет тяжело полюбить его».

Анна вымыла посуду. Пришел сосед, который очень ей нравился, – любезный и обходительный мужчина. Он был рад ее видеть, погладил по щеке и сказал:

– Тебе нелегко, я понимаю.

Она ощутила необъяснимый страх, встретившись с ним взглядом. В кухне стало темнеть.

– Иди к папе, а я пока приготовлю грог, – сказала она, почувствовав, как надломился ее голос.

Дрожащими руками она поставила на стол поднос, привезенную с собой бутылку джина, тоник, тарелочку с арахисом. «Что это? Предчувствие? Нет! Я просто усталая донельзя идиотка». Она повторила эти слова вполголоса несколько раз: «Я просто усталая донельзя идиотка. Он еще молод, свеж и бодр, такие мужчины живут долго». Ставя на стол выпивку, она словно невзначай спросила:

– А как твои дела, Биргер?

Он удивленно посмотрел на Анну и ответил, что дела у него, как всегда, идут хорошо. Она кивнула, но потом в течение всего вечера избегала встречаться с ним взглядом. Было еще сравнительно рано, около девяти, когда старик вдруг почувствовал усталость. Анна помогла ему лечь, проявив всю мягкость и уступчивость, на какую была способна. В последние годы он стал очень ранимым.

В своей комнате наверху она, как бывало, выпила чашку чая. Мама всегда настаивала на этом – перед сном надо непременно выпить чашку чая с медом. Анна сделала глоток сладкой горячей жидкости, и детство тотчас ожило, встрепенулось, завладело памятью. Аромат меда в чае, чашка с синими цветочками, за окном верещат чайки, дерзко похваляясь своим жизнелюбием.