Сарай и коровник были в порядке, как и надежный, добротный жилой дом – с маленькими комнатками, но с большой кухней.

Таково было положение.

На своем веку ему пришлось побывать во многих уголках Финмаркена, видел он леса и живописные берега Кларэльва, но никогда не приходилось ему встречать такую дикую красоту. Он смотрел на отвесные стены достигавших неба гор, на соколиные гнезда в расселинах скал, наблюдал величественный полет этих птиц над крутыми обрывами. Он жадно слушал громовой шум порогов и тихий шелест темных северных озер, видел мягкие луга, на которых паслись овцы. Он нисколько себя не обманывал. Поля здесь были тощие, но леса абсолютно нетронутые и местами непроходимые. Они были такими же в доисторические времена, думалось ему.

Это было уже что-то.

Чуткий по своей природе человек, он умел слушать горы и озера, пороги и высокие клены. Лешие разговаривали с ним тихими, едва слышными голосами.

Среди новых его соседей был и кузнец, казавшийся отличным малым. Дружба с кузнецом – это первое дело для любого мельника.

Однако самая трудная проблема – это деньги. Он понимал, что ему придется продать старую мельницу в Вермлане. Эрик Эрикссон из Фрамгордена был, как и все крестьяне, изрядным скупердяем, но скрепя сердце согласился помочь с ремонтом.


Единственным человеком в деревне, с которым Бруман мог вести задушевные разговоры, была старая Анна, повитуха. Она, между прочим, варила лучший в округе кофе, и мельник все чаще и чаще наведывался в ее кухню. Именно Анна выразила словами то, о чем он уже давно думал, но не смел признаться даже самому себе.

Ему нужна женщина, работящая и терпеливая. В лесу тяжко жить одному.

После этих слов в кухне повисло долгое молчание. Он вдруг ощутил страшную усталость, мучившую его все последние годы. Он стар, слишком стар, чтобы начать жизнь сначала.

– Я уже не радуюсь жизни, – сказал Бруман.

– Ты же молодой мужчина, – возразила Анна.

– Мне уже за сорок.

– Это лучшие годы для мужчины.

– С женщинами мне не везет, – горестно произнес он.

Анна все обдумала к его следующему вечернему визиту. Она как будто невзначай завела разговор о Ханне, о несчастной девочке, которой так не повезло в жизни. Это был такой стыд. И все же эта девочка родила внука Эрикссонам из Фрамгордена. Мельника глубоко тронула история о страшном насилии, Анна прочитала это по его глазам и окончательно поняла, когда он произнес:

– Ей не позавидуешь.

Он выпил водки и домой шел не спеша, слегка пошатываясь в темноте. Он ни о чем не думал, но Анна видела его насквозь, угадывая его животные чувства.

Когда Йон Бруман добрался до своего заброшенного и пустого дома у мельницы, он словно в первый раз увидел его комнатки и кухню. И увиденное породило весьма практическую мысль: да, ему нужна хозяйка. Когда он улегся в кровать, эта мысль превратилась в неудержимое вожделение. В висках стучала кровь, член одеревенел. Господи, господи, как же давно у него не было женщины.

Он вспомнил Ингрид, и желание угасло, член опустился. Ничего хорошего не было у них в кровати. Да и вообще, как она выглядела? Он помнил только, что жена постоянно пилила его из-за денег, которых вечно не хватало, и ругала за то, что он пил водку по субботам.

Жену он помнил смутно, но Юханна, его дочка, которую воспаление легких убило в возрасте восьми лет, стояла перед ним как живая.

Как ему не хватало любимой малышки.


Он проснулся на следующее утро, и мысли его приняли окончательную форму. Девочка эта рано повзрослела. На нее можно надеяться. То, что у нее есть ребенок, – это хорошо. Он мечтал о малютке, но понимал, что своих детей у него уже никогда не будет. Да и вообще, не так уж это и глупо – девочка унаследует богатый хутор.