– Мэри, я…

– Анна, я не хочу, – резко перебила ее сестра. Она все еще сидела к ней спиной и лишь слегка повернула голову.

– Что?

– Я не стану говорить об этом. Не сейчас.

От ее тихого, но наполненного до краев печалью и болью голоса, девушке стало настолько не по себе, что дышать было уже практически невозможно. И вдруг ее осенило: Мэри любила! Любила того, кого не должна была любить, – короля! Ее короля!..

– Как ты добралась?

– Сносно. Дороги вполне пригодны для езды.

– Да, на улице сейчас холодно, – бесцветно и безразлично произнесла Мэри.

Анну передернуло от этого тона. Мэри была влюблена в короля, она боготворила мгновения, которые они проводили вместе. Их отношения длились не день, не месяц и даже не год. Она была слишком сильно привязана к нему, и осознание его безразличия убивало слишком чувствительную девушку. А тот факт, что теперь внимание короля должна была привлечь ее младшая сестра, омрачало и без того безрадостное существование Мэри. Многие шушукались у нее за спиной, смеялись и называли неудачницей. В Анне она хотела видеть поддержку, а не соперницу. Хотя… Ни о каком соперничестве теперь не могло быть и речи.

В замке готовились отмечать Рождество. Томас Уайетт безгранично радостный тому, что Анна вернулась, увлеченно стал рассказывать Анне о готовящейся сценке на Рождество. Она слушала, кивала головой, иногда вставляла язвительные замечания, но, видя серьезное лицо поэта, снова вникала в суть разговора. Внезапно ее отвлек громкий смех. Смех Перси.

– Леди Анна, – он взял ее руку и припал к ней губами. Она не протягивала ее ему, он сам решил, что это стоит сделать. – Признаюсь, для меня неожиданность видеть Вас.

Анна стояла, молча, внимательно изучая его лицо. Она не знала, как правильно поступить. Дать ему пощечину и назвать подлецом?

Но здесь они были не одни. Значит, нельзя. А так хотелось! Она предпочла поиграть.

– Милорд, – без тени обиды или злобы Анна ответила ему слабым кивком головы. – Я надеюсь, эта неожиданность приятна для Вас?

Она потешалась, видя, как меняются эмоции на его лице, в поисках подходящего ответа.

– Несомненно! – его голос звучал неестественно резво и весело, что очень резало слух. – Вы тоже принимаете участие в рождественской постановке?

Боже! Сколько же надежды на отрицательный ответ прозвучало в его вопросе!

Несколько дней прошли в подготовке к Рождеству и в связанной с этим суматохе. Королева, будучи очень набожной, лично следила за всем, что происходит во дворце в канун этого великого праздника.

– Все должно быть идеально в этот день, – неустанно повторяла она своим фрейлинам. Несколько раз Анна ловила на себе ее задумчивый взгляд, но предпочитала не обращать на это внимания. Иногда она виделась с отцом, иногда – с дядей, и каждый раз получала новые инструкции по обольщению короля.

Можно подумать, они что-то в этом понимали! С Мэри они едва говорили, желая друг другу доброго утра и спокойной ночи. Но Анна видела, что в сестре что-то переменилось. Беспомощность исчезла с ее лица, взгляд перестал быть затравленным. Она переступала порог прошлой жизни, предпочитая самостоятельно с этим справляться. Кто бы мог подумать, что вертихвостка Мэри Болейн на поверку оказалась сильной и волевой женщиной!

В ночь перед Рождеством на всеобщее обозрение была представлена сценка, в которой принимали участие не только придворные, но и сам король. В принципе, ничего удивительного в этом не было, учитывая артистичный характер Генриха. Королева Екатерина в шикарном бордовом платье гордо восседала на троне. Снова, как несколько лет назад, был сооружен бутафорский замок, в который были заключены дамы. Но теперь их было всего четыре. Томас Уайетт и Его Величество были рыцарями, а Генри Перси предстал перед публикой в роли злодея, чему не могло не радоваться оскорбленное сердце Анны Болейн.