» (4 января 1822 г.). Вначале 1824 г. Александр I счел необходимым выехать на окраину Петербурга, чтобы встретить возвращавшихся из-за границы Николая Павловича с супругой: «Ангел подъезжает в санях, вышел из экипажа, обнялись, он садится с моей женой, я в своих санях, обогнал их в городе и встретил Ангела и жену в дверях, на лестнице старуха, к детям, Саша вырос и похудел, княгиня, Варенька, поднялись с Ангелом и детьми… к жене, дети в залах, дети, чай, они уходят» (25 февраля 1825 г.).


Аничков дворец при Николае I


Примечательно, что великая княгиня Александра Федоровна моментально отреагировала на фактическое изменение своего статуса, хотя и в отдаленной перспективе. Императрица Елизавета Алексеевна, пылая негодованием, писала свой матушке (8 сентября 1819 г.) о «некой особе» потребовавшей «упоминать на богослужениях новорожденную[163] раньше великих княгинь Марии и Анны, хотя моя первая дочь – дочь наследника престола, упоминалась после великих княжон. Ее старались убедить в том, что сестры ближе Императору, нежели племянницы. Она с таким упорством видит Николая и его потомство на троне, что это испугало бы меня, если бы речь шла о ком-нибудь другом»[164].

Тема возможной передачи трона супругам из Аничкова дворца волновала Елизавету Алексеевну и годы спустя. В письме от 6 апреля 1823 г. она писала «Эта бедная Александрина часто огорчает меня, когда видишь такое поведение, которое сходит ей с рук. Опыт и прожитые годы подсказывают, каковы могут быть от сего следствия… Даже без особых к тому оснований, Александрина дает поводы для всяческих о себе пересудов. Она разрушает ту, столь необходимую, особливо у нас, преграду, каковая должна существовать вокруг особ царствующей фамилии… поведение Александрины часто заставляет меня вспоминать о Марии Антуанетте… Может быть, ради блага всех, и ее в том числе, Бог устроит так, что Александрина не возвысится до самого верха ранее сорока лет, когда, можно надеяться, у нее будет немного больше ума»[165]. Императрица, конечно, не могла знать, что Александрин «возвысится» не через десятилетия, а всего через три года – в декабре 1825 г.

Но внешне отношения между Зимним и Аничковым дворцами оставались ровными, и родственники дарили подарки: «Император, чрезвычайно добр, подарил мне дорожные санки, уехал» (17 января 1822 г.); «у жены, рисовал, смотрел, как распаковывают фарфоровый сервиз, [подарок] мне от короля Прусского, великолепный, Моден, Блок, с Берлинской фарфоровой фабрики, Ангел, иду ему навстречу» (14 мая 1823 г.). Этот немецкий сервиз, видимо, стал маленькой сенсацией и поводом к посещению Аничкова дворца разными лицами. Именно тогда Аничков дворец начал посещать влиятельный А.А. Аракчеев: «Аракчеев, веду его смотреть комнаты моей жены, Ангел, иду с Аракчеевым смотреть королевский сервиз… Говорили втроем с Ангелом… Матушка, графиня, Михаил, пошли смотреть сервиз» (16 мая 1823 г.); «Аракчеев приходил повидать мою жену» (18 апреля 1825 г.).


Аничков дворец со стороны Фонтанки


Примечательно, что Фонтанка летом активно использовалась как транспортная артерия. 29 августа 1822 г. Николай Павлович прибывает «из Елагина в Аничков на куттере… по Фонтанке, пристали к берегу, пешком к нам, к детям, поднялся, работал». 24 мая 1825 г. семья начала свой переезд в Царское Село по воде: «…пошел с женой пешком через главный вход на Фонтанку, толпа, сели в куттер, Качалов, Саша, Лейтен, г-жа Гесс и Регенсбург[166], по Фонтанке, Семеновскому каналу, Обводному к Московской заставе… отправились с Сашей и женой в четырехместном ландо в Царское Село… прибыли и высадились у Нового дворца».