– Станислас. – Его надо разбудить, Ада протянула руку.

Кровать была пуста, простыни холодные и несмятые. Ада села, окончательно проснувшись, паника сгребла ее в кулак, она задыхалась.

– Станислас.

Имя эхом прокатилось по пустой комнате. Случилось что-то плохое, предчувствие не обманывает ее. На ощупь нашла свою одежду, быстро натянула на себя. Господи, умоляю, пусть он вернется. За дверью послышались шаги. Всего-то вышел стрельнуть сигарету. Ада распахнула дверь – хозяйка поднималась по лестнице, освещая себе путь масляной лампой.

– Мадемуазель… – хозяйка запыхалась, карабкаясь наверх, – немцы здесь. Вам надо спуститься в подвал.

– Мой муж, – сказала Ада. – Где мой муж?

– Идите за мной. – Хозяйка повыше подняла лампу, чтобы света хватило обеим, и подобрала подол ночной рубашки.

– Но мой муж. – В голосе Ады звенел ужас, пронзительно, настойчиво, как гудок автомобиля. – Его здесь нет.

Они вошли в помещение кафе. Ада различала в темноте столики и стулья, тусклый блеск бутылок за стойкой бара. Хозяйка открыла люк, ведущий в подпол, и начала спускаться.

– Идемте, – обернулась она.

Ада искала Станисласа во тьме, пыталась уловить шелест его дыхания, учуять его запах, но в нос шибало только пролитым пивом и жженым сахаром.

– Мадемуазель, право, вы должны спуститься. Здесь опасно. – Хозяйка дернула Аду за лодыжку.

В кафе Станисласа не было. Он был на улице, в ночи, совсем один, в опасности. Взрыв, как удар грома вдалеке. Аду опять дернули, теперь за щиколотку и с такой силой, что она потеряла равновесие и схватилась за спинку стула:

– Спускаюсь.

В подполе она медленно огляделась в поисках огонька от сигареты, тени Станисласа под сводами. Я тебя заждался, Ада. Хозяйка закрыла люк и включила свет, единственную лампочку, едва рассеявшую тьму. В подполе было тесно от бочек, уложенных друг на друга в пять рядов, и громоздких грузовых тележек. От земляного пола пахло грибами. Хозяйка заранее принесла сюда кусок линолеума и два стула с прямыми спинками. Не забыла и корзинку с хлебом и сыром. Она подготовилась к этому дню, понимая, что войны не миновать. Жаль, что Ада этого раньше не понимала.

– Мой муж, – всхлипнула она. – Его нет.

– Ваш муж?

– Да. Где он?

– Ваш муж?

– Да. Mon mari. – Уж не глухая ли она, подумала Ада, или совсем глупая. – Человек, который снял у вас комнату вчера. С усами. В очках. Мой муж.

– Ах да, да, знаю, о ком вы говорите. Он еще вчера вечером уехал.

У Ады подогнулись колени, она села на стул. Кровь стучала в висках.

– Уехал? – тоненьким голосом переспросила она.

– Oui, – подтвердила хозяйка. – Отправился за женой. Они собирались в Остенде сесть на паром, а оттуда в Англию. Я сказала ему, что это еще как повезет, транспорт теперь ходит не по расписанию. А чему удивляться, с топливом-то беда. Но он уперся.

– Нет, – встрепенулась Ада. – Это какая-то ошибка.

– Ну что вы, – бодро и даже весело возразила хозяйка. – Он твердо стоял на своем. Говорил, что ему очень нужно вернуться в Англию.

Станислас уехал? Вместе с женой? В Англию, где ему светит тюрьма? Бессмыслица какая-то. Нет, это просто невероятно.

– А как же я? – вырвалось у Ады.

– Он сказал, у вас другое на уме. Мол, такая, как вы, не пропадет.

Силы покинули Аду, она сгорбилась и оцепенела. Наверняка хозяйка имеет в виду кого-то другого. Утром, когда рассветет, Ада пойдет его искать. Он где-то там заблудился. А может, и ранен. Она найдет его. Немецкие пушки пока далеко, пусть по звуку и кажется, что совсем близко.

Погреб вырыли рядом с дорогой. Ада слышала звуки проезжающих автомобилей, топот чьих-то ног по брусчатке, скрип тележек и резкий звонок велосипедов. Деревянный люк открывался на улицу, через него поставщики спускали бочки с вином и пивом. Сквозь щели пробивался дневной свет.