Так же и с этим и со мною и с вами —

Собрав все безмерности вокруг себя покровом я соскальзываю «Тарквиниевой хищною походкой»[26] в сумрак предвиденного земного шара, виденье свободы вечности словно лампочка внезапно вспыхнувшая у меня в мозгу – просветление – новое пробуждение – похождения сырой гибкости сделанной из материала света треполесят и пустозвонят впереди, я зрю сквозь них все, ээ, арг, ойг, элло —

Подожди меня Чарли я спущусь с дождевым человечком – Вам всем видно что это никогда – Бейте в черный новый фраон – Да фа ла бара, ух мерья – слышите?  – А-а поебать, чувак, я устал пытаться и вычислять что же сказать: в любом случае ЭТО НЕ ВАЖНО – Eh maudit Christ de batême que s’am’fend![27] – Как вообще хоть что-нибудь может кончиться?

Но теперь сама история, сама исповедь…

Все чему я учился на уединенной горе все лето. Видение на Пике Опустошения я попытался принести с собой вниз миру и моим друзьям в Сан-Франциско, но они, вовлеченные в стриктуры времени и жизни, а не в вечность и уединение горных снежных скал, сами преподали мне урок – Помимо этого видение свободы вечности, которое было у меня и у всех святых отшельников в глухомани, малопригодно в городах и обществах охваченных междоусобицей как у нас – Что это за мир, где не только дружба перечеркивает вражду, но и вражда перечеркивает дружбу а могила и урна перечеркивают всё – Достанет времени умереть в невежестве, но раз уж мы живем что нам праздновать, что нам говорить? Что делать? Что, мучнисторосая плоть и в Бруклине и везде, и больные желудки, и исполненные подозрений сердца, и жесткие улицы, и столкновение идей, все человечество пылает ненавистью и пепелицей – Первым делом приехав в СФ со своим мешком и посланьями я заметил: все валяют дурака – тратят время – несерьезны – тривиальны в соперничествах – робки перед Господом – даже ангелы грызутся – Я знаю только одно: все на свете ангелы, мы с Чарли Чаплином видели у них крылья, чтобы быть ангелом вовсе не нужно быть серафической девчушкой с мечтательной улыбкой печали, вы можете быть клейменым Компанейским Кабаном ухмыляющимся из пещеры, из канализации, можете быть чудовищным чесоточным Уоллесом Бири в грязной майке, можете быть индианкой выжившей из ума присевшей на корточки в канаву, вы даже можете быть смышленым сияющим убежденным Американским Служащим с ясными глазами, даже гадким интеллектуалом в столицах Европы, но я вижу большие печальные невидимые крылья у всех за плечами и мне плохо оттого что они невидимы и без толку на земле и всегда были без толку и мы все лишь грыземся до смерти —

Зачем?

На самом деле зачем я дерусь с самим собой? Позвольте мне начать с признания в первом убийстве а потом продолжать историю а вы, с крыльями и прочим, судите сами – Это Инферно – Вот сижу я вверх тормашками на поверхности планеты Земля, меня удерживает гравитация, корябаю историю и знаю что рассказывать ее нет нужды и все же знаю что нет нужды даже в молчании – но есть саднящая тайна —

Зачем еще нам жить если не обсуждать (по меньшей мере) кошмар и ужас всей этой жизни, Боже как мы стареем и некоторые из нас сходят с ума и все злобно меняется – болит именно эта злобная перемена, как только что-то становится четким и завершенным оно тотчас разваливается и сгорает —

Превыше всего прочего мне жаль – но то чего мне жаль ни вам не поможет, ни мне —

В горной хижине я убил мышь которая была – фу – у нее были маленькие глазки глядевшие на меня умоляюще, она уже была злобно ранена тем что я ткнул ее палкой пробив ее защитное укрытие из пачек «липтоновского» супа с зеленым горошком, она вся была в зеленой пыли, билась, я прямо высветил ее фонариком, убрал упаковки, она смотрела на меня «человеческими» боязливыми глазами («Все твари живые дрожат от страха наказания»), с маленькими ангельскими крылышками и всем остальным она просто от меня получила, прямо по голове, резкий треск, от которого она умерла, глазки выкатились покрытые порошком зеленого горошка – Ударяя ее я чуть не всхлипнул вскрикнув «Бедняжка!» как будто бы не я это делал?  – Затем вышел наружу и выбросил ее с обрыва, сперва собрав те пакеты супа, что не были надорваны, я его с кайфом ел потом – Выбросил ее, а потом поставил тазик (в котором хранил портящуюся пищу и подвешивал его к потолку, и тем не менее умненькая мышка как-то умудрялась в него запрыгивать) поставил тазик в снег налив туда ведро воды а когда посмотрел наутро в воде плавала мертвая мышь – Я подошел к обрыву и посмотрел и обнаружил мертвую мышь – Я подумал «Ее дружок совершил самоубийство в тазике смерти, от горя!» – Происходило что-то зловещее. Маленькие смиренные мученики наказывали меня – Потом я понял что это та же самая мышка, она прилипла ко дну тазика (кровь?) когда я выбрасывал ее в темноте, а мертвая мышь в овраге под обрывом просто-напросто предыдущая мышь утонувшая в хитроумной водяной ловушке которую изобрел парень живший в хижине до меня и я ее нерешительно расставил (банка с палочкой, на верхушке приманка, мышка подходит укусить ее и банка переворачивается, сбрасывая мышь, я читал как-то днем когда услышал фатальный маленький всплеск на чердаке над самой моей кроватью и первые предварительные бултыханья пловца, пришлось выйти во двор чтобы не слышать, чуть не плача, когда вернулся –