– Э! Чебурашка, не наглей!

– Я не Чебурашка, я Жила.

– Жила?

– Ага. Имя у меня такое.

– Слышь, Жила, не наглей.

– Мне Станислав Николаевич велел хозяйство тут вести, за тобой и финансами до приезда Дарьи Николаевны приглядывать. Так что хватит с тебя. Денежки счет любят.

– Наличные-то хоть дай, мне машину заправить надо.

– На метро доедешь.

Домовой выложил на стол несколько мелких купюр, банковскую карточку и испарился.

– Во попал! – почесал затылок Валентин и невольно улыбнулся.

Ему действительно было смешно. Хозяйство в их доме вела Дашка. Она с удовольствием вила по своему вкусу их семейное гнездышко, и у «благоверного» о всяких мелочах голова не болела, но Дашка никогда не посягала на святое – не лезла в финансовые дела супруга. У каждого из них была карточка совместного доступа в объединенный семейный фонд, на котором лежало столько, что хватит еще лет на десять безбедной жизни, и у каждого из них были отдельные счета, которые рассматривались ими как карманные деньги. Похоже, с появлением в доме Жилы ситуация изменилась. Домовой решительно наложил свою мохнатую лапку на финансы, и до возвращения хозяйки дома на них уже можно было не рассчитывать.

Валентин сел за стол.

– Я тут приготовил все, что ты любишь, – сообщил домовой, опять проявляясь в воздухе.

Как оказалось, Валентин любил здоровую деревенскую пищу. Никаких изысков не было. Четверть самогона со стоящим рядом граненым стаканом, большая миска с картошкой в мундире, рядом солонка, огромное блюдо с салатом из свежих помидоров с огурцами, гренки, пирожки, блинчики, плошка со сметаной и неведомо откуда взявшийся, попыхивающий паром огромный самовар. А под носиком самовара стояла расписная фарфоровая чашка на блюдечке.

– Ты, до того как ко мне попал, где стажировался?

– Деревенские мы, – шмыгнул носом Жила.

– Это я уже понял. – Юноша решительно отодвинул в сторону стакан. – И ты думаешь, я все это съем? Не многовато ли для завтрака?

– Завтрак съешь сам, – изрек старую народную мудрость домовой, – обед раздели с другом, а ужин отдай врагу!

– Разбежался! В конторе сейчас, кроме Папы, никого из наших нет, а Папа мне теперь не друг.

– Почему?

– Потому что на целых десять дней без Дашки меня оставил. Так что не буду я делиться с ним обедом.

– Тогда ужин ему отдай, – посоветовал домовой.

– Еще чего?! Чтоб я свой ужин отдал врагу? Перебьется. Сам сожру.

С этими словами Валентин навалился на завтрак, но, как ни старался, умять смог только половину приготовленного Жилой, хотя все было очень вкусно. Готовить домовой умел.

– Спасибо! – отвалился от стола парень. – Я пошел.

– Куда?

– На работу. Начальство вызывает.

– Погоди, хозяин, – заторопился домовой. – Скажи сначала: хлев у тебя где?

– Чего? – опешил Валентин.

– Хлев, говорю, у тебя где?

– Зачем тебе хлев?

– А куда я все это девать буду? – кивнул на объедки Жила.

– На помойку, – решительно сказал парень. – Нет у меня ни хлева, ни коровника.

– И коровника нет? – выпучил глаза домовой.

– И коровника нет, и курятника тоже, если тебя это интересует. – Юноша затолкал в карман банковскую карточку и ссуженную на метро мелочь, поднялся. – Ну бывай, Жила, жди к ужину. Да, охрана моя уже разбежалась или все еще гуляет?

– Гуляет, – рассеянно махнул мохнатой лапкой Жила, горестно глядя на объедки.

Валентин покинул кухню и скрылся в прихожей.

– И коровника нет! – покачал головой расстроенный домовой. – Это что ж за хозяйство такое без парного молока? Ай-яй-яй… Такой хороший дом и такой нерадивый хозяин. Непорядок…

Бесцеремонный отзыв из отпуска, причем, по собственному признанию Папы, с использованием служебного положения, возмутил действующего агента «Ангелов Миллениума» до глубины души, и он решил страшно отомстить начальству: ехать на работу не на персональном автомобиле, а на метро! То, что все решил за него Жила, нагло лишив карманных денег, значения не имело. Валентин предпочитал считать, что это его личное решение, его страшная месть!