– Даже так?

– Конечно. Потому что Джино убить их – раз плюнуть. Карло не хотел, чтобы его дети пострадали. Он и так винил себя в том, что Лина умерла.

– О чем говорим? – поинтересовалась Сэди, подходя к нам и садясь за стол.

– О мертвецах, – ухмыльнулась Мэй, сминая окурок в пепельнице.

– Фу, гадость какая. – Сэди брезгливо передернула плечами. – Другой темы найти не могли?

Мэй расхохоталась. Сэди в ответ смерила ее неприязненным взглядом и отвернулась. Вернулись наши спутники, и разговор продолжился, но уже совсем о другом.

Рэй починил мою машину, и на радостях, что она больше не доставляет мне хлопот, я расцеловала его в обе щеки.

– Этого мало, – усмехаясь, заметил Тони из другого угла мастерской. Он и Джонни чинили старый, видавший виды кабриолет – возможно, выпущенный еще до Первой мировой войны.

– А ты и этого не получишь, – парировала я. Тони сразу же перестал улыбаться.

Мужчины и женщины по-разному воспринимают некоторые слова, и эта фраза, которую я ляпнула от избытка хорошего настроения и – будем откровенны – невеликого ума, однажды мне аукнется.

– Может, пойдем завтра в кино? – предложил Рэй.

– Не могу, на неделе я занята, и на следующей, наверное, тоже. Миссис Блэйд принесла мне толстую рукопись на перепечатку. Ей сказали, что за романы больше платят, ну, она и написала роман. Поразительная женщина.

– Может, тебе стоит найти работу получше? – спросил Рэй. – Невозможно же всю жизнь перепечатывать всякую ерунду.

– Знаю, но кем еще я могу быть? Продавщицей? Официанткой? Все это несерьезно.

– А в кино не хочешь попробоваться? – спросил Джонни.

– Актрисой? Еще чего не хватало. Актрисой, – торжественно заключила я, – я не буду никогда!

Роман миссис Блэйд я переписывала на машинке чуть ли не месяц – она дополняла отдельные главы по ходу дела и несколько раз перекраивала финал. Речь в книге шла о девушке-официантке, которая случайно знакомится с богачом. У богача есть надменная красавица невеста, которая его не любит, а у героини – жених, грубиян из автосервиса. По тексту было ясно, что миссис Блэйд не имеет ни малейшего понятия о том, как работают и чем живут официантки, равно как и о работниках автосервиса. Я все терпела, так как она платила аккуратно, не опускаясь до фокусов в духе Фрэнка Гормана. Несколько раз она советовалась со мной по поводу отдельных моментов, и я старательно воздерживалась от любой критики в адрес ее сочинения – не только потому, что миссис Блэйд мне платила, но и потому, что меня невольно трогала ее наивность, странная для женщины сорок с лишним лет от роду. Я мало что знала о ее жизни – она глухо упоминала, что приехала с юга и что выросла в большой патриархальной семье, глава которой, как я заключила по кое-каким замечаниям, был несносным тираном. Я угадывала, что миссис Блэйд бесконечно одинока, как бывают одиноки только люди, не находящие себе места в жизни. Муж ее то ли ушел, то ли умер, сын работал в страховой компании и отдалился от нее. Она носила длинные темные платья чуть ли не по щиколотку (не дай бог открыть колени), тяжелые бусы с претензией, шляпки без украшений и некрасивые туфли без каблуков. Воспитанная в строгости, она никогда не пользовалась косметикой и не подкрашивала волосы. Она была старомодна, застенчива и принадлежала к тем людям, которые возбуждают жалость, а у людей определенного склада – раздражение. Я не рассказывала миссис Миллер о миссис Блэйд (потому что была уверена, что старухе и так все известно о моей посетительнице), и миссис Миллер сама высказалась о пишущей даме с присущей ей определенностью.