– Глушитель? – бросает Амиль, усмехаясь.
– Где оружие? – Григорий смотрит по сторонам, но в полутьме невозможно ничего разглядеть.
Амиль лишь равнодушно пожимает плечами, и Цербер сразу понимает: его друг давно избавился от пистолета.
– Я приказал, чтобы ее искали всюду. Далеко не сможет убежать. Ей явно кто-то помог. Да и не думаю... Разве ваша жена могла застрелить человека? Она же глупая...
Цербер сверлит Эдуардо злым взглядом, не выдерживая, делает шаг вперед, но Амиль удерживает его за локоть. Мол, незачем тебе чужую жену защищать. Неправильно поймут.
Но Распутин за миг оказывается рядом. Влепляет хлесткую пощечину, а его бывшая правая рука аж падает на пол от неожиданности.
– Ты чью жену глупой называешь, тварь? Я же тебя прикончу!
Не, ну это он серьезно? Сам Ангелине даже дышать нормально возможности не давал за все семь лет. Сейчас от одного слова, сказанного чужим человеком, решил ее защитить? Чушь...
Тот молча поднимается, не обронив ни слова. Сверлит Цербера взглядом, недобро скалясь. Чует он... Догадывается. Что Цер не на стороне Распутина.
– Я вниз. Гостей домой отправьте. Лишний шум ни к чему. Найдите повод, – говорит Цер, выходя наружу. Но злится еще сильнее, увидев перед собой....
– Гриш, брат. О, боже... – закрывает рот рукой Людмила, громко ахает. – Это правда? Это она сделала? Я же говорила! Предупреждала, что она не серая мышь, какой кажется! Видишь... Я оказалась права!
Не отрывает взгляда от Цербера, будто хочет ему что-то доказать. Но Церу срать на всех. Ему бы выйти из этого проклятого дома...
– Заткнись, Люда! Не до тебя сейчас! – Распутин снова защищает Ангелину, на что даже Амиль глубоко выдыхает. Ну ненормальный же...
Любит?! Больная любовь какая-то...
– Ладно. Я пойду посмотрю, где она может быть. Снова повторяюсь: не нужно поднимать лишнего шума. Всюду свои ребята, не могла она далеко уйти, – произносит подчеркнуто холодно, выходя из комнаты. Если это помещение можно так назвать...
– Нужно было туда ее раньше посадить! – тыкает пальцем в дальний угол, и только сейчас Цер различает в темноте клетку. Ту самую, где Ангела держали и... Пытали! Сводили с ума!
Цербер стоит молча. Не говорит ни слова. Но внутри будто кто-то царапает ржавым гвоздем. Опираясь спиной о стену, прижимает руку к сердцу.
– Всё хорошо? – спрашивает взволнованный Амиль. – Что там у тебя? Может, к врачу?
Цербер снова молчит. Направляется на выход из этого долбаного дома. Чуть отойдя, вздыхает глубоко, всматриваясь в звездное небо.
«Ангелина... Где же ты, малыш?» – произносит мысленно.
– Брат. Ты же знаешь, что тебе нужно постоянно наблюдаться у врача... – слегка сжимает плечо Цербера в знак поддержки.
– Отвали! Мне она нужна. Понимаешь?
– Понимаю, – протягивает пачку сигарет.
– Спасибо, – благодарит Цер, чиркая зажигалкой.
– Тебе вредно курить, и ты это прекрасно знаешь. Но я уже сдаюсь. Всё равно не могу до тебя достучаться.
– Где оружие? – игнорирует слова друга. – У Ангелины могут быть проблемы, если вдруг ее найдут. Избавься от пистолета. А потом найди того темнокожего и увези в нормальную больницу. Очухается – поговорим. Он помог ей, сама бы она не рискнула. Испугалась бы.
– Я знаю. И благодарен тому мужику бесконечно. Надеюсь, ее не найдут.
Цербер резко поворачивается в сторону друга и заглядывает в глаза. Понять хочет, серьезно ли он... Да. Не шутит.
– Ты издеваешься? – буквально рычит. – Я. ЕЕ. НАЙДУ.
– И что? Будто доброе дело сделал, и она сразу прыгнет тебе на шею. Блядь, брат... Ты лоханулся. Мы лоханулись! Понимаешь? Нет нам прощения... Я слышал ваш разговор с сукой Распутиным. Будь на месте Ангелины другая женщина, давно покончила бы с собой. – с каким-то сожалением в голосе произносит Амиль.