Никита, борясь меж своим уязвлённым самолюбием и возможностью пригодиться этим странным людям, сначала дал выход скопившимся эмоциям и лишь потом, успокоившись и справившись о состоянии отца, сказал, что готов помочь. Однако прочесть он смог далеко не всё, расшифровке поддались лишь пара листов, остальное и для Никиты стало неодолимым препятствием.

– Ну говори, о чём он пишет?

– То, что я смог прочесть… Пишет о дороге до Ангары, острожках, количестве служилых людишек. О геройстве своём пишет.

– Интересно, хм. А дальше что? – поинтересовался Вячеслав.

– А далее не мочно мне прочесть, однако мыслю, что о вас пишет, – пожал плечами Никита.

– Логично. А что, Никита, отец твой прочёл бы? – озабоченно произнёс инженер.

– То не ведаю, – Никита плюхнулся на лавку и уронил голову на грудь. – Прошу вас не заключать меня в башню сызнова, да и людишек моих выручить оттуда нужно, мы не вороги вам, – глухо проговорил парень.

– А Елисей?

– Сей пёс изменой действовал, я отпишу на Русь об нём.

– Ладно, выпущу, но прежнее доверие заслужить надо будет, – решил Вячеслав, хлопнув ладонью по столу. Никита уверенно кивнул. – Ладно, Никита, ты иди, нам с майором поговорить надо. – И проводив глазами Никиту, обратился к Сазонову: – Слушай, Алексей, я со Смирновым это обсудил уже. Короче, ты поставишь острожек у нашей границы на нашем берегу Уды у впадения её в Ангару и останешься там главным. Таможня и погранзастава, так сказать. Народу вас там будет немного, может с дюжину. Вахтовым методом парни там будут – по три месяца. Ваше задача – не пропустить чужого к нам незамеченным. Это очень важно. Возражения есть?

– Возражений нет, Вячеслав. Дело ясное… А кого мне дашь, Саляева, Новикова?

– Саляев с казаками будет заниматься сбором шкурок у туземцев. Новиков мне тут нужен, я же всё-таки не военный, мало ли что.

– Володя?

– Кабаржицкий? Да, на первых порах пусть он, а там посмотрим.

– Как с продовольствием будем решать?

– С собой возьмёте столько, сколько возможно. Приданные тебе тунгусы будут охотиться, у Владимира с рыбалкой неплохо. По возможности будем вас снабжать. В здешних лесах трудно с голоду умереть. Хотя мясо и рыба мне порядком поднадоели, картошки хочется, чёрт возьми! Но пока нельзя! Всё на высев.

– А когда она, появилась на Руси, при Петре вроде? – улыбнулся Сазонов.

– Ну да, мне рассказали, что Пётр отправил мешок картошки из Голландии в Россию только в конце этого семнадцатого века. Да что Пётр, ещё при Екатерине Великой у картошки не было шансов. А в девятнадцатом веке ещё были картофельные бунты.

– Кабаржицкий рассказал? – засмеялся Сазонов.

– Ага, он самый. Вот смешно получится, если картошка в Россию придёт не из Европы, а из Сибири! Занятная коллизия, а? Хе-хе.

– Да уж, это точно. Может, и Бекетову потом подкинем картошечки? – предложил майор.

– Ну это как дела наши с ним пойдут. Точнее не совсем с ним, мужик-то он неплохой, а с Московским царством.

– Ох, надеюсь, что всё ладно будет, – после некоторой паузы сказал Вячеслав, оглаживая бороду.

– Хорошо бы… Ладно, пойду готовиться к отбытию. Ты когда планируешь меня послать-то, Андреич?

– На неделе, Лёша, не торопись. Мы ещё десять раз всё обдумать успеем.

Мишку Черкаса, убитого Елисеем, похоронили на высоком берегу Белой со всеми почестями: сколотили гроб, сделали оградку и поставили православный крест над могилой. Казаки за такое отношение к убитому казаку очень зауважали начальство посёлка, присутствовавшее на похоронах. А Елисей так и остался висеть на суку в перелеске недалеко от посёлка. Собаке – собачья смерть.