– Жданко – наш рудознатец и кузнец, язычник, Сахно – отчий воин, тоже язычник, – сморщился Никита и продолжил: – Богдан, Савка и Дружина – воины боярина Василия Дмитрича с Устюга Великого. А Конан Семёнов – это муж с Твери от боярина Анисима Судакова. Отец – человек новгородского боярина Петра Авинова.

Вячеслав повернулся к Сазонову и зашептал тому на ухо. Тот закивал. Никита покачал головой – скрывают что-то, видимо.

Из светёлки вышла Дарья. Поставив ящичек с препаратами на пол, она опустилась на скамью, налила себе воды и сказала:

– Ну что, видимо, он выкарабкается. Состояние стабильное, ухудшений не было. Так что молись, парень.

– Вы не новгородцы.

– Да, Никита, мы не новгородцы, – с сочувствием сказал Вячеслав.

– Мы сказали так, потому что нам больше нечего было сказать, – вставил Владимир.

– А кто вы, откель будете-то?! – выкрикнул Никита. – Токмо из-за вас мы тут и объявились! Отец мой тяжко ранен теперь, а за каким лядом? Чтобы узнать, что вы не те, кого мы сыскать пытались? Пробирались сюда с великой осторожностью, умысел наш не раскрыть было никому. А тут! Эх, что нам теперь делать?

– А что вы хотели узнать, Никита?

– Это надо дядьку Конана звать, он ведает нашими делами. Невместно мне за него говорить.

– Ну так зови его, Никита.

Вошедший мужик показался Вячеславу обычным сектантом каких-нибудь иеговистов средней руки. Сутуловатый, цепкий взгляд с хитрым прищуром, жидкая бородёнка. Сам-то хилый, но не голос. На его голос, сильный и властный, обратили внимание все, Дарья даже фыркнула, когда тот заговорил. Присев на лавку и в который раз обратив внимание на отсутствие красного угла, он начал с благодарностей Богу и новгородцам, что лепо врачуют их старшого.

– Пожалуйста, Конан, а как вас по батюшке?

– Тимофеем моего отца звали.

– Так вот, Конан Тимофеевич. Скажу прямо – мы не те, кого вы искали.

Конан кивнул:

– Я это понял уже.

– Ну что же, нам теперь легче будет объясняться.

Разговор с Конаном был очень долгим, но лёгким, – от общения с этим человеком не уставали. К тому же все его лаконичные вопросы были по существу, а главное понятны – переспрашивать приходилось очень редко. Конан резко завёл разговор в экономическую плоскость, и Новиков в процессе разговора сбегал за атласом офицера, где содержалось море информации о географии, климате и недрах интересующего Конана района Сибири. Карты повергли его в лёгкий шок: если очертания Европы и Средиземноморья он ещё узнавал, то очертания остального мира ему были абсолютно незнакомы и непривычны.

– У нас имеются чертежи земные и морские, но у нас всё не так! А это что, море Хвалисское? Но оно не столь велико! А это что? Это? – он ткнул в Индию, потом в Камчатку, Аляску и острова канадского арктического архипелага. Насилу упросили отпустить книгу и вновь заговорили о торговле.

Что нужно в Московии? С помощью Конана выяснили, что это чай, пряности, ткани.

А что нужно поселенцам из Российской Федерации? Скот, рис, чай, зерно, овощи…

А что мы можем предложить Китаю? Шкурки. И только.

– То есть Бекетов был стократно прав, когда изумился тому, что мы не собираем ясак! – воскликнул Кабаржицкий. – Без этого тут не прожить. Так что, если мы хотим чего-то добиться, то надо собирать ясак.

– Да, по-видимому, ты прав, Володя, и Бекетов прав, – оглаживая усы, согласился Вячеслав.

– Будем собирать шкурки! – рубанул Сазонов.

– Кхм! – напомнил о себе Конан.

Деловой разговор продолжился после ужина. Конан оказался сведущ во многих вопросах. Спросил, был ли у нас договор с Енисейским острогом о границах сбора ясака. Получив ответ, что только на словах, покачал головой и посоветовал строить свой острог на границе владений с тем, чтобы запереть Ангару от проникновения таких, как Хрипунов.