Разрез, из живота вываливаются черные кишки. Тромбоз мезентериальных сосудов. Ладно, решают хирурги, давайте сделаем резекцию, но исключительно для патологоанатома, пусть ему будет красиво, а товарищ все одно не выживет.

Нашли кусочек тонкой кишки, сантиметров 30, по цвету вроде более-менее жизнеспособный, подшили к сигмовидной, остальное все вывалили в тазик. Зашили. Сижу в операционной, жду: перекладывать на кровать или сразу свалить на железную каталку и отвести в подвал. Септический шок, адреналин льется в каких-то невероятных дозах. Но организм живет. Позвал дежуривших в тот день студентов, посмотрите, вот как человек выглядит в терминальной фазе септического шока, некрасиво выглядит, весь в черных пятнах. Ну раз те пришли, давайте переложим на кровать, пусть в реанимации лежит, сидеть в операционной ночью и ждать неохота. До утра, скорее всего, не дотянет.

Утром смотрим, а он живой. И даже давление есть без всякого адреналина. И просыпаться начинает. Ну нет, милый, ты поспи, нечего тебе в сознании на своих похоронах делать. Три дня прошло – все нормально. Остатки кишочков работают, будто мужику не весь кишечник вырезали, а какой-нибудь аппендикс. Тут уже заведующий хирургией заинтересовался, давай возьмем-ка его в операционную еще раз, проверим. Снова в живот залезли: все там чисто, только просторно стало внутри, не тесно. Ладно, посмотрим, что будет, пусть просыпается.

По ошибке жене о смерти товарища сообщили, та скандал устроила, а он все живой.

Когда проснулся, стал есть. Ел забавно. Наши исследователи стояли с секундомером, отмечали, сколько времени занимает пассаж пищи по остаткам кишечника. Интересно. После глотка пища через 30–40 секунд оказывалась в памперсе. Практически в неизмененном виде. Но мужик стал поглощать еду в таком количестве, что что-то успевало всасываться, только санитарке приходилось после него выносить экскремент ведрами. Похудел, конечно, килограммов на 40. Зато переворачивать его стало удобнее.

Но это еще не беда. В придачу оказался еще ушиб легкого. Началась пневмония, абсцесс. Пришел торакальный хирург, посмотрел. Да, говорит, тут без резекции легкого не обойтись. Но только мы его не возьмем, не перенесет. Попробуйте так, переворачивайте его почаще, пусть откашливает. Объяснили мужику задачу: ложись на бок и кашляй, мокроту не глотай, ты откашливай, откашливай. А мокрота из него льется литрами, и откашливает он ее сразу с двух сторон. Пришлось кровать боком поставить к стенке, чтоб хоть сзади откашливал не на середину палаты. И ведь откашлял почти целиком одно легкое, снова поправляться начал. Предложили ему еще раз в кишочках покопаться, анастомоз переделать. Для того чтобы после еды до толчка добежать успевал, но мужик сказал спасибо, я как-нибудь с этим справлюсь. Поблагодарил за помощь, коньяк притащил, закуску. Молодец, не конфет принес, а колбасы, копченых изделий. Понял, что пища должна быть сытной и ее должно быть много.

Поздний вечер, зима. Мороз за минус 20. С отделения неврологии звонит медсестра, просит дежурного врача подойти. Говорит, что у нас дедушка скончался, надо бы оформить. А неврология в соседнем здании, метров за 200. Неохота дежурному врачу тащиться по морозу, посмотреть на труп. Спрашивает:

– А точно умер? Слышит в ответ:

– Точно, давно уже не дышит, да он уже совсем плохой был, еще на прошлой неделе должен был. Хорошо, сейчас санитаров пришлем с каталкой. Нашли санитаров, разбудили, отправили за телом. Прошло время. Снова санитары понадобились, а на привычном месте, на их лежбище, никого нет. Где? Пошли по их следам, искать. Не доходя до морга, услышали стон, смотрят, в сугробе лежит дедушка и стонет, а санитары спят на снегу. Дедушка сломал ногу. Погрузили дедушку на каталку, отвезли на травму, а санитаров в тепло.