– Фаина Георгиевна, что же это такое? Ходить, ходить, на кровать садится, а предложение не делает…

Фаина Раневская с нескрываемым удовольствием изображала, как её домработница Лиза, собираясь на свидание, часами обзванивала своих подруг. «Маня, у тебе бусы есть? Нет? Пока», «Нюра, у тебе бусы есть? Нет? Пока».

– Для чего тебе понадобились бусы? – недоумевала Фаина Георгиевна.

– А шоб кавалеру было шо крутить, пока мы в кино сидим, – отвечала Лиза.

В моем тучном теле сидит очень даже стройная женщина, но ей никак не удается выбраться наружу. А учитывая мой аппетит, для нее, похоже, это пожизненное заключение.

Удивительно, – размышляла Раневская. – Когда мне было двадцать лет, я думала только о любви. Теперь же я люблю только думать.

– N относится ко мне, как к собаке, – жаловалась Фаина Раневская. – Даже хуже! У собаки есть меховое манто, а мне о нем приходится только мечтать.

Женщины – не слабый пол, слабый пол – это гнилые доски.

Милочка, если хотите похудеть – ешьте голой и перед зеркалом.

Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая.

Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.

Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.

Однажды на съемках постоянный гример Фаины Георгиевны то ли заболел, то ли просто не пришел. После грандиозного скандала, Раневская согласилась на другого гримера – робкую, скромную, только окончившую институт девушку. Трясясь и робея, новенькая приблизилась к артистке. Очевидно, желая ее подбодрить, Раневская решила поговорить с девушкой о жизни.

– Замужем? – спросила она.

– Нет…, – робко пропищала девушка.

– Хорошо! – одобрила Фаина Георгиевна. – Вот помню, когда в Одессе меня лишали невинности, я орала так, что сбежались городовые!

…Сумочка для женщины – часть ее тела.

– Однажды я забыла люстру в троллейбусе, – вспоминала Раневская. – Новую, только что купленную. Загляделась на кого-то и так отчаянно кокетничала, что вышла через заднюю дверь без люстры: на одной руке сумочка, другая была занята воздушными поцелуями…

– У вас такой чудный румянец!

– Оставьте, какой же это румянец? Это чудеса науки и техники – румянец из Парижа.

«Помню, как-то приехала в маленький провинциальный городок – еще очень молодая, очень гордая тем, что у меня в кармане настоящий контракт. Оставив багаж на вокзале, я решила до театра пройти пешком, чтобы познакомиться с местом, где мне предстояло играть. Шла медленно, рассматривая дома и витрины. И вот стала замечать, что прохожие, главным образом мужчины, обращают на меня внимание: провожают долгими взглядами, оглядываются, многозначительно перемигиваются. «О, в этом городе умеют ценить красоту, – подумала я не без иронии. – Здесь можно рассчитывать на успех». И что же? Когда я наконец вошла в театр, актеры, встретившие меня в вестибюле, сказали, что у меня сзади распоролась юбка и мое кружевное исподнее оказалось наружу».

Как-то раз Фаина Георгиевна ехала в лифте с артистом Геннадием Бортниковым[10] и лифт застрял. Только спустя сорок минут их освободили.

– Ну вот, Геночка, – изрекла Раневская, – теперь вы обязаны на мне жениться! Иначе вы меня скомпрометируете. Бортников годился Раневской во внуки.