В глаза бросились многочисленные открытые навесы с крепкими столами и лавками под ними. Похоже, местные аборигены питались именно здесь, каждый в кругу своих ближайших родственников.

Всё это хаотично застроенное пространство окружала стена деревьев, высотой до пятидесяти метров. На них имелись жилища трёх уровней в виде маленьких домиков, укрытых чем-то поблескивающим, серого цвета. Там же виднелись переплетения многочисленных верёвок, мостков и лесенок.

Ещё сотни верёвок, натянутых, как струны, протянулись из крон до самой земли. На их концах были прочные перемычки, за которые удобно хвататься двумя руками. Эти перемычки оказались вставленными в прочные рогатки на стволах деревьев. Казалось, что именно рогатки не дают верёвкам унестись куда-то вверх. Или сами верёвки могли на деле оказаться сделанными из каучука.

Дарья обратила внимание на чрезмерное наличие птиц. Причём птиц, не боящихся людей, не орущих дурными голосами. Они были разных размеров и самых разнообразных расцветок. Некоторые расхаживали среди людей, чуть ли не попадая им под ноги, кое-какие сидели на бортиках каменных ванн, что-то склёвывая с них, другие просто строились на нижних ветках, присматриваясь к действу, как к спектаклю.

Пока Чернова осматривалась по сторонам, ей (или уже правильнее ему?) помогли выбраться из каменной ванны, ноги обули в высокие галоши из серой кожи с завязками поверху, а на плечи накинули пончо, края которого свисали до самой земли. Кто-то дал кусок верёвки, и, подпоясавшись, Дарья почувствовала себя хоть чуточку защищённой. К правой руке тоже присмотрелась: там от запястья и до локтя имелась витиеватая надпись из двух слов. Причём буквы очень походили на странную, смешанную вязь из древнерусских символов и латыни.

«Неужели здесь написано моё имя? – мелькнула догадка. – Тот самый Арис Шенгаут, о котором выкрикивали? Хм, если это правда, то не самое худшее звучание. Знать бы ещё, что оно обозначает в местном языке?..»

Неожиданно женщины и воины расступились, стихли, и к месту событий выступили два старика и две старухи довольно преклонного возраста. Те самые, со стразами на кожаных шлемах.

«Старейшины! – догадалась Дарья Андреевна, стараясь смотреть внимательнее и пытаясь определить общественный строй: – Разве здесь матриархат? Не похоже… Тогда меня опрашивать пришли бы только старухи. И чего они на меня так уставились?.. Чего ждут?.. Благодарностей… или поклона? Вдруг здесь так не принято?.. Или наоборот – обязательно проявить учтивость? Ладно, поклонюсь, не сломаюсь…»

Дарья постаралась изобразить нечто среднее между кивком головы и поклоном в пояс. Вроде как угадала: все четверо похвально шевельнули бровями и чинно кивнули головами в ответ, но продолжали молчать.

Так что делать нечего, пришлось говорить самой:

– Огромная вам благодарность за то, что меня спасли! Пусть на вашей земле всегда царит мир, счастье и процветание!

Вряд ли хоть слово было понято, зато интонация оценена верно: благодарность поняли и приняли. Потому что одна из старушенций вступила в диалог. Её речь чуть напоминала итальянский, чуть латынь, но ни одного чётко понятного слова.

Затем вторая что-то выдала на более плавном наречии. И наконец, старик пролопотал, употребляя массу шипящих звуков. Но что они спрашивали на своих языках, понять не получилось бы при всём желании. А смутные догадки не следовало принимать во внимание. На любую вопросительную речь приходилось разводить руками, пожимать плечами и смиренно твердить, всё ещё пугаясь своего басовитого голоса: