Его дочь Эмилия Громыко-Пирадова вспоминала: «Появлялось вино только тогда, когда приходили гости. Только один праздник встречали с вином. Это был Новый год. И то помню, что один Новый год мы встречали со сладкой водой, кажется, клюквенным морсом, так как все мы просто забыли купить вино или шампанское».
Он следил за собой, делал упражнения с гантелями, много гулял – обязательно проходил десять километров в день. В отпуске плавал и заносил в специальную тетрадочку, сколько проплыл.
В Нью-Йорке, когда он приезжал осенью на сессию Генеральной Ассамблеи ООН, сотрудникам представительства приходилось сопровождать его на прогулке. Вся дипломатическая молодежь от этих прогулок стонала – пройти десять километров вместе с министром оказывалось тяжким делом. После прогулки устраивалась трапеза. Все хотели выпить, но Громыко выпивок не одобрял. Тогда посол в США Анатолий Федорович Добрынин брал на себя инициативу и говорил:
– Андрей Андреевич, может быть, пригубим что-нибудь для поднятия духа?
Если Громыко не реагировал на слова Добрынина, выпивка отменялась. Иногда Громыко говорил:
– Я не буду. А кто хочет, может выпить.
Расторопные официантки ставили на стол бутылки с водкой и вином.
Министр снисходительно относился к увлечению горячительными напитками только в том случае, если ценил дипломата. На узком совещании в январе 1977 года он сокрушался:
– Есть вопрос идейно-воспитательной работы. В 1976 году восемнадцать работников отозваны из-за рубежа. В основном потому, что были дружны с бутылкой. Я не врач, не намерен доказывать вред алкоголя. Если человек теряет голову от рюмки, он не годится в дипломаты.
На внутриминистерских мероприятиях Громыко редко говорил по написанному тексту, чаще ему было достаточно заметок, сделанных синим карандашом.
Вот какие советы он дал сыну, отправляя его на работу за границу:
– На приемах не пей. Дипломат копает себе могилу рюмкой. Не выпячивайся, будь скромнее. Старайся больше слушать, чем говорить. Важно слышать не себя, а собеседника. Если не уверен, что надо говорить, лучше промолчи. И еще – не заводи дружбу с иностранцами. Политикам и дипломатам это обуза.
Он и сам следовал собственным правилам. Держал язык за зубами не только в разговорах с иностранцами.
Его дочь свидетельствует:
В домашней обстановке папа за столом никогда не сидел на месте хозяина (в торце) и не вел себя как хозяин. Хозяйкой стола была мама… Единственный человек, который вел себя тише других и говорил меньше других, был мой папа… Но это не означало, что он не принимал участия в разговоре. Нет. Просто ему нравилось слушать других людей, да он и умел, и хотел слушать других людей. А когда ему было что сказать, он говорил, отнюдь не считая, что все сидящие за столом должны его слушать и соглашаться с ним. Мне лично очень нравилось слушать папу. Я слушала его, открыв рот.
Папа не любил, когда кто-либо заводил разговор о политике, хмурился и переводил беседу на другую тему. А если ему задавали вопрос, касающийся политики, он говорил: «Задайте мне вопрос полегче», – и сдержанно улыбался…
Зачем автор взялся за эту книгу?
Казалось бы, Андрей Андреевич не забыт и не обижен вниманием. Видные дипломаты, его коллеги, помощники и подчиненные, выпуская мемуары, как правило, с удовольствием вспоминают годы совместной работы, описывают встречи с Громыко. Его дети, к счастью, оставили воспоминания, что позволяет увидеть министра не только в официальном интерьере. Его внуки хранят память о дедушке.
Но Громыко явно недооценен отечественной историографией. Он только кажется простой и однозначной фигурой, чьи движения на политическом поле ясны и понятны. Он был прямым участником важнейших мировых событий на протяжении четырех с лишним десятилетий. От его позиции зависело очень многое. Его вклад в решение сложнейших проблем еще не осмыслен и не оценен.