Решаю быть с ним крайне осторожной. Прохоров Виталий Евгеньевич явно не испытывает ко мне тех же чувств, что Макс со своим отцом. Такого не разжалобить.

Меняю ход игры мгновенно:

— Виталий Евгеньевич, я устала. Мне дали столько обезболивающих, что я уже едва понимаю, кто я есть и что я вам говорила. — нагло вру, устало вздохнув.

Я и правда устала — факт. Как и про обезболивающие. Ложь в том, что я всё прекрасно помню и осознаю. Просто не должна, иначе моё состояние вызовет подозрения.

Сбоку раздаётся голос Макса:

— Заключения ты уже получил. Давай мы поедем, а ты на днях подскочишь и всё оформишь? Ну сам видишь, в каком она состоянии.

С трудом сохраняю выражение усталости и равнодушия на лице. Внутри всё замерло в напряжении.

— Видишь ли, Максим, несмотря на то что тебя здесь быть вообще не должно, я прошу заметить, что на днях, как ты говоришь, Поплавская Анна уже будет совершеннолетней. Пусть пишет и говорит. — чешет свои противные усы следователь.

Да, первое мнение ничуть не обманчиво. Такого просто так не проведёшь. Стоит быть настороже.

— Отчим пришёл с рейса, — обесцвеченным голосом докладываю я, — Отметил это дело.

Меня перебивают:

— Зверев Валерий Александрович? Вы о нём говорите?

Внутри вновь всё замирает. Раздражение поднимается смертоносной волной.

— У меня один отчим. — скриплю зубами. — Да, это Зверев Валерий Александрович.

— И?

Мне очень хочется ему врезать. Никогда не испытывала такого огромного желания, побить живого человека. Не то чтобы я испытывала желание, побить мёртвого…

— Поплавская? — давит треклятый Прохоров.

— И наотмечался. Мы поссорились. Он забрал мои деньги. Копилку. Я пришла к нему в комнату…

— Сами пришли в его комнату?

Зуд в ладошках становится невыносимым.

— Это не только его комната, но и моей матери. Спальня. Я забрала свою копилку. Столкнулась с ним в дверях. Он меня толкнул. Я ударилась о стеллаж лицом. Забрал деньги из разбитой копилки. Я попыталась убежать, но он догнал. Ударил по лицу. Я отлетела к дверям. Хотела сбежать. В общем, выбежала из дома, но услышала, как расплакалась Милана. Вернулась, но войти не успела. Он уже стоял на пороге. Стал прогонять. Больше не бил. Сестра не переставала плакать. Я очень за неё беспокоилась. Попыталась пройти в дом, но он не пропустил. Как-то так получилось, что моя рука осталась в дверях, а он… Он закрыл двери… Я убежала. Всё.

— О каких деньгах и копилке речь? — бесцветный, равнодушный голос коснулся сознания.

— Я работаю в придорожном кафе. Официанткой. — пожимаю плечами. — Откладывала на путешествие. Тысяч пятьдесят. Плюс, минус.

— Где хотели бы побывать?

— В Крыму! — против воли повышаю голос.

Нужно успокоиться. Нужно немедленно успокоиться. Я обязана взять себя в руки.

— Патриотично. — ухмыляется следователь, закуривая уже вторую сигарету подряд. — Зверева Елена Максимовна, ваша мать?

Киваю, морщась от едкого дыма крепких сигарет. Его кабинет в райотделе совсем небольшой. На два стола, два шкафа и настенный стеллаж. Окна закрыты. Дышать толком нечем.

— У вас разные фамилии?

Снова киваю. Думаю, это очевидно. Моя мама была Поплавской до замужества, а выйдя замуж за отчима, взяла его фамилию. Её же они и дали сестре — их общей дочери.

— Где она была в то время, когда у вас возник конфликт?

— На работе. Она работает посменно, кассиром в ночном мини-маркете на заправке, около объездной. — прикрыв глаза, отвечаю я.

Наверное, обезболивающее только-только начинает действовать. В сон клонит натуральным образом. Воздействие на сознание столь очевидно, как и сопящий рядом со столом следователя Макс.