– Я догадываюсь, что тема твоей сегодняшней лекции – сорняки, но не понимаю, к чему ты клонишь.
– Там, внизу, с наступлением весны я намерен реконструировать битву при Трантеях.
– Минус тысяча четыреста семьдесят второй год, – произнёс я роботоподобным голосом; это одна из тех дат, которую вбивают в голову фидам. – Думаю, мне ты отвёл роль гоплита, получившего в ухо сарфянскую стрелу? Ну уж нет, спасибо.
Лио терпеливо покачал головой.
– Не с людьми. С растениями.
– Что?!
– Мысль пришла мне во время аперта, когда я увидел, как сорная трава и даже деревья захватывают город. Отнимают его у людей настолько постепенно, что те и не замечают. Луг будет плодородной Франийской равниной, житницей Базской империи. Река – рекой Хонт, отделяющей её от северных провинций. К минус тысяча четыреста семьдесят четвёртому они были полностью завоёваны конными лучниками. Лишь несколько укреплённых пунктов ещё сдерживали натиск варварских орд.
– Можем ли мы считать владение Шуфа одним из них?
– Как хочешь. Это неважно. Главное, что холодной зимой минус тысяча четыреста семьдесят третьего степняки, предводительствуемые племенем сарфян, переходят замёрзшую реку и закрепляются на Франийском берегу. К весне, когда можно начинать боевые действия, у них здесь уже три армии. Базский полководец Оксас устраивает военный переворот, низлагает императора и выступает из города. Он клянётся утопить сарфян в реке, как крыс. После многонедельных манёвров легионы Оксаса встречаются наконец с сарфянами на равнинном месте неподалёку от Трантей. Сарфяне предпринимают ложное отступление, Оксас, как последний болван, поддаётся на их уловку и попадает в клещи. Его окружают…
– А через три месяца Баз был сожжён дотла. И как ты хочешь проделать всё это с сорняками?
– Мы позволим видам-агрессорам с реки пробиться в клевер. Плети звёздоцвета распространяются по земле с поразительной скоростью, как лёгкая кавалерия. Буряника медленнее, но закрепляется надёжнее – как пехота. Последними приходят деревья и остаются на века. Если аккуратно полоть и подрезать, можно сделать так, чтобы всё развивалось, как при Трантеях, только на битву понадобится месяцев шесть.
– Ничего бредовей я в жизни не слышал. Всё-таки ты чокнутый.
– Тебе что больше по душе – помогать мне или учить салаг держать ноту?
– Это такая хитрость, чтобы заставить меня полоть сорняки?
– Нет. Мы же, наоборот, позволим им разрастись.
– И что будет, когда они победят? Мы не можем поджечь клуатр. Разве что разграбить пасеку и выпить весь мёд.
– Кто-то это уже сделал во время аперта, – мрачно напомнил Лио. – Нет, наверное, потом нам придётся всё выполоть. Хотя если остальным понравится, можно оставить как есть и позволить деревьям вырасти на завоёванной территории.
– Я вижу в твоём плане один плюс: летом я смогу смотреть, как за Арсибальтом гоняются разъярённые пчёлы.
Лио рассмеялся. Про себя я подумал, что у его затеи есть и другое достоинство: полнейший идиотизм. До сих пор, присматривая за Барбом или уча новичков пению, я пробовал разумные, полезные дела – типичное поведение инака, который готовится отпасть. Провести всё лето за нелепейшим занятием – всё равно что громко объявить об отсутствии у меня такого намерения. Пусть мои недоброжелатели смотрят и злятся!
– Ладно, – сказал я. – Только нам придётся подождать ещё недели три, пока что-нибудь пойдёт в рост.
– Ты ведь хорошо рисуешь? – спросил Лио.
– Лучше тебя, но это ничего не значит. Технические иллюстрации делать могу. Барб потрясающе рисует. А что?