– Интересно, хорошая ли сегодня видимость на Блаевом холме. – Ороло вздохнул. – Уж точно лучше, чем здесь.

– Это тот, на котором пены съели печень светителя Блая? – спросил я.

– Он самый.

– А он разве где-то близко? Я думал – на другом континенте или вроде того.

– Нет. Блай был наш, эдхарец. Можешь посмотреть в хронике. У нас и реликвии его где-то хранятся – священные рукописи и всё такое.

– А что, на его холме правда есть обсерватория? Или ты меня разыгрываешь?

Ороло пожал плечами.

– Понятия не имею. Эстемард построил там телескоп после того, как отрёкся от обетов и выбежал в дневные ворота.

– А Эстемард был?..

– Одним из двух моих учителей.

– Второй – Пафлагон?

– Им обоим стало тошно здесь примерно в одно время. Эстемард ушёл за ворота. Пафлагон как-то после ужина направился к верхнему лабиринту, и больше я его не видел, пока… ну сам знаешь. – Тут Ороло вспомнил, что я был тогда в другом месте. – А ты что делал во время призвания Пафлагона? Когда ещё гостил у Аутипеты?

Аутипета, согласно древнему мифу, подкралась к спящему отцу и выколола ему глаза. Я не слышал, чтобы сууру Трестану так называли, поэтому только закусил губу и затряс головой. Арсибальт фыркнул так, что суп брызнул у него из носа.

– Это нечестно, – сказал я. – Она просто исполняла приказы.

Ороло твёрдо решил меня уплощить.

– Знаешь, во время Третьего предвестия люди, совершавшие чудовищные преступления, часто говорили…

– Что просто исполняют приказы. Это мы все знаем.

– Фраа Эразмас страдает синдромом светителя Альвара, – вставил Арсибальт.

– Эти люди сгребали детей в печи бульдозерами, – сказал я. – Что до светителя Альвара, он в Третье разорение уцелел единственный из всего концента и тридцать лет провёл в плену. Закрыть на несколько недель доступ к телескопам – несколько другой масштаб, а?

Ороло обдумал мои слова, затем подмигнул.

– Тем не менее вопрос в силе: что ты делал во время воко?

Разумеется, мне очень хотелось всё ему рассказать. Я и рассказал – но в форме шутки:

– Пока никто не видел, я сбегал на звёздокруг провести наблюдения. К несчастью, светило солнце.

– Ах этот треклятый огненный шар! – воскликнул Ороло. Тут ему в голову пришла новая мысль. – Но ты знаешь, какие инструменты видят яркие предметы даже днём.

Ороло подыграл моей шутке, и не ответить было бы неспортивно.

– Увы, МиМ был направлен в неподходящую сторону, – сказал я, – а развернуть его у меня не было времени.

– В неподходящую для чего? – спросил Ороло.

– Чтобы смотреть на что-нибудь яркое: планету или… – Я не договорил.

Джезри сел за пустой стол по соседству, лицом к нам, и замер, словно забыл про еду. Если бы он был волком, то развернул бы уши.

Ороло сказал:

– Надеюсь, ты не перетрудишься, если доведёшь фразу до конца?

Я взглянул на Арсибальта. Вид у него был растерянный, почти испуганный. Думаю, у меня тоже. Всё началось с шутки. Теперь Ороло пытался подвести нас к чему-то серьёзному, а мы не понимали к чему.

– За исключением сверхновых, все яркие объекты близко – в Солнечной системе. А здесь почти всё сосредоточено в плоскости эклиптики. Итак, фраа Ороло, в нелепой фантазии, в которой я забежал на звёздокруг, чтобы посмотреть на небо средь бела дня, мне, дабы увидеть что-нибудь стоящее, пришлось бы развернуть МиМ с полюса в плоскость эклиптики.

– Я просто хотел, чтобы твоя нелепая фантазия была внутренне непротиворечива, – пояснил фраа Ороло.

– Ну, теперь она тебя устраивает?

Он пожал плечами.

– Твои доводы убедительны. Но не отмахивайся так запросто от полюсов. На них много что сходится.