– Когда я буду умирать…
Когда я буду умирать,
О чем подумаю в последний миг,
Если, конечно, это не случится вдруг?..
Что сочту ошибкой?
А что – достижением?
Возможно, одно и второе поменяются местами?
И я пойму,
Что все проходит и ничего не имеет значения,
Кроме друзей…
Кроме друзей,
Которые будут стоять и смотреть на меня
В мой последний миг…

Я даже не заметила, что они – уже играют. Мне показалось, что это звучат мои мысли.

– Я же говорил: вам понравится, – подмигнул мне мсье Паскаль. – Они станут очень знаменитыми. Одного убьют, когда ему исполнится сорок, в городе Желтого Дьявола неподалеку от большого сквера, второй потеряет любимую жену, а позже женится на женщине без ноги… Третий…

Я кивнула, уже не слушая его бормотание, не отрывая глаз от круглого подиума. Собственно, туда смотрели все. Джинсовые парочки, целуясь, медленно двигались в полумраке. Я подумала, что там, откуда я приехала, уже нет таких простых бистро, где вот так можно потанцевать, заказав лишь кружку пива.

– Будь я моложе, я бы пригласил вас на танец, – сказал мой хозяин, будто оправдываясь. – Вы ведь давно не танцевали…

– Женщина, которая давно не танцевала,
И мужчина, который давно никого не приглашал на танец, —
Одетые во все черное…
Застегнуты на все пуговицы,
Их прически опрятны.
Они говорят о погоде.
Вчерашней погоде…
И пишут на бумаге цифры, цифры, цифры.
Один миллион девятьсот девяносто девять…
Один миллион девятьсот девяносто девять…
А музыка играет сама для себя:
«Если бы вы только знали…»

– Если бы вы только знали, как мне хочется пригласить вас на танец! – Я оторвала взгляд от сцены. Тот, кого мсье Паскаль назвал Иваном (Джоном), стоял у нашего столика. – Вы не возражаете, мсье Паскаль?

– Мы только что об этом говорили! – улыбнулся тот. – И если дама не против…

Ну вот, я уже стала «дамой», а еще трое суток назад надрывалась, готовя ужин для вас и ваших гостей, подумала я. Среди них, кстати, мог быть и этот… Интересно, знает ли он, с кем собрался танцевать? Я протянула руку, и мы вышли в круг.

– Когда тебе кричат, что ты – ничто,
Проверь, на месте ли твое сердце…
Проверь, есть ли у тебя табак в трубке,
Пахнет ли на кухне кофе,
Спит ли в твоей кровати та,
Для которой стоит его варить?
Проверь…
Проверь, на месте ли твоя книга, которую
Ты читал под утро,
Есть ли кому взглянуть в твои глаза
И ничего не говорить при этом?
Проверь…
И не отвечай…

Мы смотрели друг другу в глаза. Довольно серьезно. В кино после такого взгляда обычно начинается сближение лиц и затем – продолжительный поцелуй с «наездом». Очень романтично выглядит!

Но в глубине каждого из четырех зрачков, которые теперь участвовали в этом «фильме», – где-то внутри, подтекстом проступало… отстраненное созерцание, которое не имело никакого отношения к этой романтике.

Я (точнее – тот придирчивый индикатор в глубине зрачка) фиксировала малейшую морщинку в уголках его губ, след «трехдневной щетины» (интересно, это дань моде «мачизма» или просто равнодушие к своей внешности?). Он… Уверена, у него в голове слагалась какая-то фраза будущего романа. Примерно такая: «В окружении мсье Паскаля, этого чудака и отшельника, мне встретилась хорошенькая славянка. Несмотря на то что мы не сказали друг другу ни слова и я вел себя довольно пристойно, меня не покидала мысль о том, какого цвета у нее белье. При более внимательном рассмотрении я догадался, что она его не носит…» Или что-то в этом роде… Поэтому этот долгий и опасный взгляд прервался проще.

– Я здесь четвертый день, – сухо сообщила я. – Буду работать у господина Паскаля. Возможно, даже буду стирать его носки. И не желаю быть объектом наблюдений.