«А ты? – спрашивает её кто-то, – после того полёта, в котором прошла твоя юность и часть зрелости, – как же ты вошла в эту, чужую же тебе, бездну, в душу этого человека? Он же ранит тебя каждый день, в нём нет той „высокой ноты“, которая тебя звала от рождения (тебя и всех героинь книг, которых ты любишь, ты же – не одна!..) Нет в нём? – отвечает она смятенно. – Почему же как только я хочу от него оторваться – он предстаёт опять Кройзингом, героем „Испытания под Верденом“? Почему же бьюсь о него как о стену – и не ломаю себе на этом крыльев, – ращу их? Да разве оттого я не оставляю его, что мне что-то в нём надо? Не за его ли душу я борюсь в смешных рамках этих поэм-повестей? Не его ли душе служу, не её ли кормлю – в страхе, что вдруг оступится в какие-то бездны, где возомнит себя – дома? Не для того ли зову его к ответу за каждую не ту интонацию? Господи Боже мой…»

Находясь в самом горниле противоположностей «Amor», подходим к разгадке одной из его тайн, раскрывающих источник силы романа. Если абстрагироваться от образов в мир идей, мы увидим, что стали свидетелями столкновения двух начал почти космических, мужского и женского.

Женское предстаёт воплощением душевной жизни, эмоциональности, тонкой восприимчивости, сдержанной, лунной страстности. Мужское – воплощением силы, энергии, действия, воинственности, отнесённой символически к древнему богу римлян Марсу. Мужчина по сравнению с женщиной менее эмоционален. И роль женщины – эманациями своей тонкой души пробудить в мужчине дремлющие душевные силы. В молодые годы бывает так, что одного появления женщины достаточно, чтобы эти силы зацвели огнём вдохновения, щемящего чувства. Но… Опять это «но» возвращает нас к роману, к письменам тайнописи чувств. В том-то и тонкость, что Ника в отношении к Морицу ведёт себя не вполне по-женски. В романе прямо не говорится о том, что героиня связана обетом, прямо, подробно и исповедально не говорится о её вере в Бога, как верила автор романа, прототип Ники. Не много говорится и о её самоограничениях. Однако история с Женей Сомовым в главе «Испытание юностью» говорит об этом неженском волевом начале, что свойственно героине, которая уже не стремится к слиянию с героем, у неё уже иная, охранительная, почти материнская роль…

Импульсы игры в Нике мужского аналитического ума настораживают Морица, отталкивая его от неё как от женщины. С редким психологическим мастерством писательница описывает состояние героини, противоположное той любви, которая есть стихия, страсть, прилив бури, а не раздумчивый поиск глубоких мыслей и чувств – сетями по дну души…

Наклонимся вновь над страницей романа: «Мориц читает стихи Ники… Это был для неё момент большой важности. Но, преодолев первый миг, – морщины его лба – она сразу сошла с подмостков Дузе – лёгкой ногой… Ника была совершенно спокойна. Точно дело шло не о ней. Она видела его наклонённую голову, сейчас он её подымет, дочитав последнюю строку. Он, конечно, не будет знать, с чего начать, учитывая её волнение. А этого волнения – нет! Испарилось. За это она так любила „Дым“ Тургенева, дым от огня. Дым, испарение огня, пар, в облако уходящий… В ней было любопытство. Сознание юмора минуты. Ответственность за совершённое. Холодила – или грела – непоправимость. Безвыходность положения их обоих! И – и дружеское участие к нему и, конечно, немного иронии. Большое переполняющее чувство достоинства – именно тем, что оно ею так сознательно было попрано, давало ей ощущение горького счастья».