Когда за парнем закрылась дверь, Джек откинулся в кресле, сцепив руки на затылке. В клинике в честь возвращения ведущего специалиста устроили торжественную церемонию – с алкоголем и закусками, само собой. Руководство ценило господина Кравцова, коллеги-мужчины уважали, а женская часть коллектива тайно вздыхала по красивому доктору – тот хоть и был неизменно галантен и щедр на комплименты, никому фавора не оказывал, лишь сильнее распаляя желание. Ни одна из сотрудниц не отнеслась безразлично к постигшему психотерапевта несчастью. Переживали все поголовно: от юных медсестричек до главврача – женщины пожилой, тучной и строгой. То-то радости было, когда сероглазый король вернулся зрячим и полным сил.

В первые дни к Джеку в кабинет потянулась череда паломников: коллеги наведывались по делу и без. Расспрашивали о Германии, о впечатлениях и планах. Он делился информацией ровно настолько, насколько требовала вежливость. По запросу раскрывать душу привычки не имел. Постепенно назойливое внимание утихло, и Джек сосредоточился на работе. Без сомнения, ему недоставало этой восхитительной привычной рутины.

Кабинет встретил хозяина в неприкосновенном виде. Уборщица регулярно протирала пыль и мыла полы, все поверхности сияли чистотой. Массивный элегантный стол цвета темного ореха, подвижное кресло из темной кожи с лакированными деревянными подлокотниками (эти два предмета мебели Кравцов купил на свои кровные), дипломы и сертификаты на стенах, три квадратных горшка с кактусами (горшки тоже сам выбирал) – все на своих местах. Блокнот с записями открыт на той же странице. Придраться не к чему. Какое наслаждение – иметь хорошую профессию, удобный кабинет и главное – дееспособность.

Джек запрокинул голову, мечтательно уставившись в потолок. На безупречно белом фоне проступили контуры женского лица – сперва неясные, а затем все более отчетливые, объемные. Высокие скулы, пухлый чувственный рот, большие насмешливые глаза…

Стоп!

Джек порывисто встал, прогоняя дивный мираж. Нажал на вызов секретаря:

– В 205-й приглашайте следующего пациента.

Имелась у Джека дополнительная причина поспешного возвращения в клинику: нужно было срочно чем-то занять свой мозг, чтобы не грезить об одной прехорошенькой немецкой медсестре.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Лиза:

– Иван Сергеевич, здравствуйте. Я на прием, можно?

Он удивленно приподнял брови, мельком глянув в график на компьютере.

– Я записана, – улыбнулась Лиза, поймав его взгляд.

– Я вижу, Елизавета Матвеевна. Проходите, присаживайтесь, – указал он на широкий удобный стул.

– Ах, спасибо, – церемонно ответила та, сделав вид, что приподнимает длинную пышную юбку, чтобы не помялась.

– С чем пожаловали? – не без любопытства спросил Кравцов и совсем не по-деловому уселся на стол одним бедром. Он обрадовался визиту подруги – в прошлый раз из-за масштабной пьянки поговорить не получилось. Профессиональная помощь Джека не оказалась бы лишней, он даже пару раз обдумывал, как вызвать Лизу на откровенный разговор. И тут, надо же, сама пожаловала. Прав был психотерапевт Кравцов, не веря в искренность ее оптимизма. Слишком резкий переход от депрессии к счастью – симптом нездоровый. Было что-то неестественное в столь стремительной реабилитации. Джеку приходилось работать с жертвами изнасилования, и большинство из них от радости не светились, наоборот, демонстрировали все признаки посттравматического стрессового расстройства. Паника, отсутствие интереса к семье и друзьям, депрессия, чувство вины – ничего из перечисленного Лиза якобы не испытывала, хотя провела в плену около двух месяцев. Последствия не могли пройти мгновенно и без следа. Даже самая упрямая воля дала бы трещину. Джек был лишен зрения, а не свободы и достоинства, его окружали любовь и забота, а не боль и насилие, и все равно он едва не повредился рассудком. Страшно представить, что пережила Лиза и что творилось у нее в голове.