– Всё, – сказал я, – нас отключили!
– Как? – потрясённо сказала Маша, хотя сама эту гипотезу недавно и выдвинула. Не хотелось верить в то, что мы остались совсем без магии, – теперь получается и мана не нужна… – добавила она упавшим голосом.
Мы находились в полной темноте и не могли зажечь даже крохотный светоч.
– Это полбеды, – сказал я, пытаясь нащупать на полу свой обломок кирпича, которым я до этого долбил ошейник, – главное, чтобы они не знали, где мы. Вот что меня больше тревожит.
– Ты думаешь, они знают? – спросила Маша.
– Пятьдесят на пятьдесят, – ответил я, наконец-то найдя свой кирпич, – либо знают, либо нет. И встав к стене, я снова ударил по ошейнику. Мне показалось, что звук стал совсем другим, но ошейник снова выдержал. Я ударил ещё раз, потом ещё и ещё… продолжал бить, но не бездумно, а каждый раз стараясь сделать это максимально точно и сильно. К тому же в темноте было легко промахнуться и залепить себе куда-нибудь. А этого мне очень не хотелось. Но и останавливаться я не собирался.
Через несколько ударов Маша вдруг вскрикнула.
– Что? – спросил я.
– Что-то хрустнуло! – сказала она, – звук был другим!
Мне вроде тоже показалось, но я не был уверен, потому что все эти удары отдавались у меня в голове и уже слились однообразную вереницу.
– Да? – я ударил ещё раз, и теперь мне тоже показалось, что внутри что-то, как будто, совсем чуть-чуть хрустнуло.
Я ударил снова, и теперь этот хруст послышался уже более явно.
Чтобы проверить, есть ли эффект, я попытался создать светоч. И надо же, у меня это получилось! Правда, светоч вышел размером буквально с булавочную головку и горел неровно, а мерцал как лампочка, получающая нестабильное питание. То почти угасал, то вдруг разгорался с новой силой.
– Получается! – радостно вскрикнула Маша.
– Ага! – воодушевлённо сказал я и начал с увеличенным энтузиазмом молотить по ошейнику.
Энтузиазм привёл к тому, что я всё же залепил себе в подбородок. Но меня это не смутило, и я продолжал бить, глядя, как по чуть-чуть растёт мой светоч, хотя его горение было по-прежнему максимально неровным.
В неровном свете я видел горящие надеждой Машины глаза, которая понимала, что если сейчас получится разбить ошейник, то мы будем частично свободны! Во-первых, друг от друга – а быть связанными это очень, очень, очень неудобно! Особенно в такой сложной ситуации. А во-вторых, мы могли снова обрести магию, которую у нас так вероломно отобрали. И да, избавившись от ошейников, мы по-прежнему будем находиться неизвестно в какой дыре, из которой непонятно как выбираться, но, по крайней мере, чувствовать себя будем полноценными. А то это ущербное положение, в которое нас поставили, уже порядком надоело.
После очередного удара, в ошейнике что-то прямо сильно треснуло, но он продолжал сохранять свою форму. Однако светоч вдруг вспыхнул раза в два светлее. Видимо, общая целостность ошейника влияла на его «работоспособность». Чем больше нарушалась его структура, тем хуже работала блокировка магии.
– Если я могу зажечь светоч, – сказал я, улыбаясь, – значит, мой потенциал ко мне частично вернулся, и значит, я снова могу попробовать применить заклинание!
Внутренне я уже был почти на сто процентов уверен, что доконаю этот ошейник. Ведь прогресс хоть и медленный, но был.
Я протянул Маше кирпич, и она с готовностью его взяла на сохранение.
Положив руки на ошейник, я ещё несколько раз применил заклинание, после чего взял у Маши обратно кирпич, подмигнул ей, и хорошенько размахнувшись, ударил по ошейнику.