Быстрова часто заводила темы, призванные заострить внимание на ее красоте, и всячески напрашивалась на комплименты. Зося легко могла бы купить Катю, выразив свое восхищение, но не делала этого: ей было противно льстить.

В пятом классе Катя даже дала Зосе заполнить свою тетрадку-анкету, чего никто из девочек никогда не делал – все-таки Сапожникова считалась изгоем, – но лишний голос не помешает. Быстрова не сомневалась, что Зося не упустит шанса к ней подольститься, но ошиблась.

В анкете на первой же странице нашелся вопрос: «Кто из девочек в классе самая красивая?»

Зося ответила честно: «Смагина». И тут же вызвала волну гнева хозяйки анкеты и нажила себе врага.

Мама Быстровой состояла в родительском комитете, и Катя постоянно слышала ее телефонные разговоры о сборе денег на нужды класса. Девочка была в курсе, чьи родители сдают деньги, а чьи ходят в должниках.

Из этих разговоров Катя знала, что отец Зоси беспробудно пьет и, естественно, никаких денег ни на что не сдает. Члены родительского комитета любили посмаковать бедственное положение, в котором оказалась Зося. «Какая несчастная, – говорили они, – надо бы обратиться в опеку». «Там не помогут, только отправят девочку в детский дом», – причитали родительницы. Покудахтав, они великодушно прощали Сапожниковой ее долги. Этим помощь родительского комитета ограничивалась.

С таким положением вещей Катя была не согласна. Все платят, а Сапожникова нет! Алкаш не инвалид, с чего такие поблажки? Они, между прочим, тоже не миллионеры, ее мама специально пошла в родительский комитет, чтобы сэкономить. Выискивает, где можно купить дешевле, в конец города ездит, чтобы копейку выгадать.

Никто бы не узнал о том, что Сапожниковы не скинулись на покупку новой доски, если бы не Катя. Быстрова была отличным стратегом, несмотря на нелады с точными науками.

Расчет был верным и дал нужный результат. Зная, что Настя – последнее трепло, Быстрова подгадала момент, когда Иванючка оказалась рядом, а она, Катя, ее вроде бы как не заметила.

– На доску сдали все, кроме Сапожниковой. Как обычно. В их семье совсем денег нет, – посекретничала Катя с подругой на перемене.

– Да, бывает, – согласилась Вика.

– Даже на одежду у них не хватает, всегда в одном и том же ходит, – продолжала «жалеть» одноклассницу Катя.

Подруга кивала.

Это было правдой. Зося одевалась хуже всех: одна и та же немодная юбка с дешевым застиранным бадлоном и тапки-мокасины «Made in China».

Иванючина сработала молниеносно: уже на следующей перемене, перед контрольной, весь класс был оповещен о долгах Сапожниковой. Поскольку Зося появилась в классе лишь со звонком, расправа над ней откладывалась до следующей после алгебры перемены.

Так долго ждать взрывная Феофанова не могла – она жаждала крови немедленно, прямо на контрольной. Действия Фани вызвали цепную реакцию в толпе.

На перемене после контрольной, конечно же, на Зосю налетели.

Математичка, как обычно, «моргнула» – сгребла в охапку листочки и ушлепала в учительскую.

Ксения Алексеевна, классная седьмого «А», конечно, была «не посвящена» в то, что творится перед ее носом. Что ее класс, словно криминальный район, поделен на враждующие группы и что толпа расправляется с одиночками. Что есть Воронин со свитой, есть Фролова с гопницами, есть изгои, над которыми издеваются.

Сами виноваты! Себя отстаивать надо, завоевывать авторитет. Никто за них это делать не будет. Она классный руководитель, а не нянька!

Несмотря на то что Сапожникова соображала в математике лучше многих, Ксению Алексеевну она раздражала. Слишком много хлопот обещалось от этой немногословной хрупкой девочки. Неблагополучная семья и, как следствие, нищета и нелады с коллективом. Случись что – спросят с нее, с классного руководителя. А что она может? Ну проведет беседу с отцом ученицы, он что, пить бросит? Не бросит.