— Не, дед, — я подхватываю торчащий из подлокотника боржоми и, открутив крышку, делаю жадный глоток. Вещь. — Давай я завтра заеду. Сегодня дома хочу поваляться и телик повтыкать.
— Ещё скажи, что у тебя там цветы на подоконниках не политы, — фыркает тот. — Лет тебе сколько? Год на родине не был, а всё задницу поскорее на диван пристроить хочет. Москва — это тебе не Америка твоя вялая. Здесь жизнь бьёт ключом.
А вот и сучий характер вкупе с национализмом. Дед — ярый русофил и американофоб, и то, что его единственная дочь, то бишь моя мама, двадцать два года замужем за американцем, ничуть положения не спасает.
Разумеется, я не собираюсь валяться на диване и втыкать местное зомби-ТВ. Я по прилёте предусмотрительно селфи с геолокацией в инсту запулил, и теперь мой телефон разрывается от невинных девичьих «С приездом, Максим» до членодробительного «Помнишь, я обещала, что разрешу в задницу». Короче, планов на вечер — хоть отбавляй, а я до жути соскучился по московским красавицам. Всё-таки русские девчонки — это топчик. Если дома в Нью- Йорке нужно скрупулёзно подходить к выбору объекта для спаривания, то центровая Москва — это витрина элитной кондитерской, где можно тыкать пальцем в первое попавшееся пирожное и знать, что не прогадаешь. Такие экземпляры встречаются, что голливудские примадонны на их фоне ущербными крокодилицами кажутся. В общем, мой Макс-Джуниор — стопроцентный русский патриот. И это ещё одно качество, которым я пошёл в отца.
— Завтра с цветами приеду челом бить, дед. Мне ещё на фирму нужно заскочить и веселых пендалей раздать, чтобы сотрудники не расслаблялись.
Это, собственно, одна из причин, почему каждое лето после учёбы я приезжаю в Москву. Прохожу своеобразную стажировку в рашн-филиале компьютерной фирмы отца. Ну, как стажировку. Вообще-то я и есть босс: кожаное кресло, крутой кабинет, ворох подчинённых и приёмная в комплекте с аппетитной секретаршей Алёной, которая третье лето подряд недвусмысленно намекает, что не прочь расширить сферу своих секретарских обязанностей и лихо подмахнуть мне на столе. И пусть сиськи у неё что надо, но я и мой Макс-младший — дуэт с принципами: ни к чему мешать работу с удовольствием. Отец должен мной гордиться.
— Правильно, — одобрительно кивает дед. — Не хер лентяям давать расслабляться. Хозяйский пендаль лишним не…
Он не успевает договорить, потому что гелик так резко тормозит посреди дороги, что мы едва не бьёмся носами в передние кресла, после чего тонированные стёкла моментально сотрясаются грозным гарканьем.
— Миша, мне нового водителя искать, что ли?! Ты ослеп никак? Не видишь, тут корова в сарафане в Пятёрочку за сосисками по акции торопится? Так спешит, что жопой своей капот мне помять готова. Светофор же не для неё красным по белому горит.
Дедовский шофер Михаил — дядька-кремень. У него на ор либо иммунитет выработался, либо он глухонемой. Я за два года так и не понял.
— Дело у меня к тебе есть, Максим, — уже более спокойно говорит дед, когда мы выруливаем на родную Спиридоновку. — У Любы моей дочь в МГУ гранит науки грызёт третий год. Ей практика на лето нужна. Взял бы сам... — тут он брезгливо кривит рот, словно унюхал что-то несвежее, — да баб у себя в офисе на дух не переношу. Пусть лучше с твоими мышами компьютерными постажируется.
Вообще-то я цыпочек на работе тоже не слишком жалую. С мужиками как-то проще, что ли. Алёну-то нанял в качестве красивой феньки на ресепшен, ну и чтобы не заподозрили в дискриминации по половому признаку. Хотя Раша этим особо не грешит. Это у нас в Америке нужно тщательно следить, чтобы чёрных, геев, инвалидов и женщин было поровну. Чуть не досчитаются — и полетят тебе на голову яйца общественного порицания.