– Неожиданное и любопытное ночное знакомство, вам так не показалось, а, Тома?

– Пожалуй. По крайней мере, для меня, – она посмотрела на него более внимательно и резюмировала: – А вы сегодня иначе выглядите, Антон, – поприличнее, я имею в виду. Вы трезвый, и деловой костюм вам идёт! – Тома примирительно улыбнулась. – Извините, я, наверное, не очень корректна сейчас, но правдива. Я иногда бываю такой наглой! Мне от папы досталась эта черта, а ещё упрямство! Так что вот так!

Антон согласно кивнул:

– Ваши извинения принимаются! Хотя вы правы – я действительно перебрал в тот вечер. В баре напротив вашего дома наливают сладкий виски, и я увлёкся! – он, потянув Тому за руку, развернул её к восточной стороне парка. – Посмотрите туда, пожалуйста. На той стороне улицы, за собором, есть приличный ресторан, я там часто обедаю. У вас есть время сейчас? Прогуляемся?

Тома согласно кивнула.

По дороге они болтали – вернее, болтала Тома, а Антон поддакивал и во всём соглашался, просто получая удовольствие от её общества. Обычно он себе такого не позволял – его манера общения была более агрессивной: не давая спуску собеседнику, он много язвил.

Они зашли в небольшой ресторанчик с претензией на роскошь и исключительность. Дутые молочно-голубые плафоны под муранское стекло нависали над дубовыми столиками в виде облака. Плакаты, коврики советской эпохи, приколоченные прямо к кирпичным стенам заведения, сразу не понравились Томе. Он обратил внимание, как она снисходительно поджала губы. Антон предусмотрительно уступил ей право выбора столика. Тома заняла мягкий диванчик у окна и небрежно бросила сумку рядом с собой, вынуждая Антона сесть напротив.

– По бокалу белого сухого? – предложил Антон. Тома заправила прядь рыжих волос за ухо, сверкнув серёжкой с тремя небольшими бриллиантами. «Неброские с виду, но камешки хорошие», – оценил Антон.

– Да, от вина не откажусь, – взгляд Томы скользнул по его пиджаку, небрежно брошенному на спинку соседнего стула, по крупной руке, крутящей никелированную вилку, часам на запястье, плечу, выглаженному вороту рубашки, пуговице и остановился на гладко выбритом лице. Их глаза встретились.

Антон поразился глубине и цвету её глаз. Тина, тёмно-зелёная, местами уходящая в серость, преломляясь в солнечном свете из окна, высвечивала изумрудную зелень дна. Антон, словно пловец, не раздумывая нырнул щучкой, в восторге собирая крупные жёлтые камни с дна. Совершенно гладкие, они тут же выскальзывали из его пальцев, затягивая глубже и глубже. Антон, словно утопленник, не имеющий возможности всплыть, спастись, перевернулся на спину и через толщу болотной мути рассматривал яркие блики на поверхности воды. Миг это длилось или вечность – он затруднялся ответить, так как Тома отвернулась, читая меню, принесённое официанткой. Антон отложил вилку, кашлянул в кулак, приходя в себя, и наконец обернулся к стоящей у столика девушке с блокнотом в руке.

– Принесите белое полусухое, вот это! – он ткнул пальцем в меню, лежащее перед ним.

Девушка, сделав росчерк в своём блокноте, посмотрела на Тому с завистью и, неожиданно фыркнув, удалилась. Антон действительно часто обедал тут, всегда в одиночестве, оставляя более чем щедрые чаевые. Девочки по очереди строили ему глазки – он поощрял это, говоря им недвусмысленные комплименты. «Эту, кажется, зовут Алина – молодая и наглая шлюха, вообразила невесть что о себе!» Антон бумажной салфеткой вытер вспотевший лоб. Тома, казалось, ничего не заметила – она явно никуда не торопилась, изучая меню страница за страницей. Антон без стеснения рассматривал её. Взрослая, дерзкая, самоуверенности не занимать. Волосы, рассыпанные по плечам, лак на ногтях свеженький, руки ухоженные. Красный ноготок, то замирающий, то вновь отправляющийся гулять по строчкам, умилял его. Сейчас она напоминала ему школьницу, читающую учебник биологии. Антон поймал себя на мысли, что мог бы вечно наблюдать за этим, пусть бы Тома и вовсе ничего не выбрала из этого учебника, тьфу, меню! Ему захотелось пересесть к ней, обнять, так чтобы её плечо заполнило его ладонь, сжать, поддеть пальцами рукав футболки. Антон, шумно выдохнув, поёрзал на стуле. «Кто же ты такая?! Тома, Тома…»