И без того скверное настроение, окончательно испортилось. К тому же, Адмон куда-то запропастился. Темнота снаружи разинула свою черную пасть, отражая в стекле озадаченное девичье лицо. Офелия, безусловно, могла попросить помощи у Клайва, но невыполненное обещание расположить к себе Гамлета не позволяла обращаться к нему с просьбами так скоро. Потому она решила, что справится сама. В конце концов ей не хватало всего-то четверть фута1.
Окинув комнату ищущим взором, Офелия заметила дверь кладовки. Вещи она до сих пор не распаковала, оттого внутрь не заглядывала. Возможно, там могло оказаться нечто полезное?
Спустившись на пол, девушка решительно направилась к белой двери с круглой поворотной ручкой. Но протянув ладонь вдруг замерла. Откуда-то из глубин подсознания донёсся едва различимый шёпот, сея по плечам мурашки: «Не открывай».
Сглотнув скопившуюся под языком вязкую слюну, Офелия сделала глубокий вдох через нос, пытаясь сконцентрироваться на ощущении наполненности лёгких, и шумно выдохнула через рот, как учил брат. Но на сей раз это не принесло облегчения: её пугали тесные, замкнутые пространства. В своей родной комнате она полностью отказалась от встроенной мебели и кладовых, где можно уместиться целиком. И тут она заметила на прикроватной тумбе Библию – увесистый «талмуд», способный подсобить.
– Да простит меня Господь, я для благого, – пробормотала Офелия, поспешив отойти от кладовки.
План сработал. Толщины книги как раз хватило, чтобы, пусть не без усилий, но закрепить почти все петли на гардине, кроме последней – недоставало одного крючка, возможно оборвался вместе с тесьмой и куда-то закатился.
Намереваясь отыскать пропажу, Офелия спустилась со стула, мимолетно глянув в окно, и в голос ахнула – внутри оранжереи вновь забрезжил слабый свет.
– Я не придумала! – воскликнула она, припадая обеими ладонями к холодному стеклу.
Но чем дольше Офелия вглядывалась в сумрак, тем больше злилась. Этот неуемный огонёк, казалось, над ней насмехался, то разгорался ярче, то внезапно гас, дразня и не давая ни малейшего намёка на свою природу.
– Ну уж нет! На этот раз я выясню, что ты такое! – И, отбросив боязливые сомнения, Офелия вышла из комнаты, вскоре оказываясь на крыльце дома.
Ночной воздух, напоённый сладким ароматом лесной свежести и чуть горьковатым запахом тины, принесённым ветерком с озера, вскружил голову. Стоило Офелии выйти на садовую тропинку, извилистой лентой ведущую к зимнему саду матери, по спине и плечам побежали мурашки. Но, следуя зову любопытства, она всё же продолжила путь, вопреки тревоге, что, как не игнорируй, вновь потекла по венам нефтью.
Лунный свет, играя с листвой, отбрасывал причудливые тени, создавая иллюзию чужого присутствия. Офелия остановилась совсем неподалёку от стеклянного строения, внимательно разглядывая желтоватый отблеск на его кривых прозрачных стенах, только теперь понимая: источник света находился не внутри, а снаружи по другую сторону. Ноги сами понесли к углу оранжереи, и, завернув за него, Офелия увидела долговязую фигуру. Гамлет.
– Ты? – произнесла она еле слышно.
Он обернулся и, ничуть не удивившись, поманил её рукой.
– Подойди, я тебе кое-что покажу.
Офелия хотела было возмутиться, спросить о прошлой ночи, но вдруг услышала жалобный писк, похожий на скрип мела по доске. Звук доносился из травы, куда Гамлет направил луч своего фонарика.
Приблизившись, Офелия заметила маленького птенца, едва оперившегося, с пухом на голове. Его хрупкое тельце испуганно трепетало, крошечный клюв открывался и закрывался, издавая звуки полные боли, а одно крыло безжизненно свисало в сторону.