– Глубина двадцать метров, проходим зону термоклина, – приглядевшись, девушка увидела, как камеры, закреплённые на гидрокостюме Тимофея, выхватили из изумрудно-зелёной темноты скопление огромных зонтиков медуз. Они плыли, собираясь в причудливое подобие подводного ковра-самолёта, который пульсировал, дышал и искрился электрическим розовым.

Аня притихла, больше всего на свете мечтая оказаться сейчас рядом с водолазом, нырнуть в эту пугающую чернотой бездну.

– А какая здесь глубина? – она подсела к Али.

– Объект 2/17 затонул на отметке восемьдесят четыре метра, – он достал из холодильника минералку, откупорил с шипением, потом протянул девушке. Аня отказалась. – Но он как бы в отдалении от основного скопления кораблей. А так глубина залегания объектов от ста двадцати четырёх метров до полутора километров, – он ткнул в карту. – Там прошла приборная съёмка, в прошлом сезоне спускали роботов. Ну, как бы человека туда и не спустишь, поэтому вот эта находка для нас – прямо находка-находка. Нашли в самом конце прошлого сезона и ещё не исследовали. Поэтому сейчас назначили повторный забор первичных данных, ну и там уже дальше будем решать.

Аня сосредоточенно всматривалась в подслеповатый монитор: Тимофей стремительно погружался, изображение становилось все более тёмным, насыщаясь чернотой, сглатывая последние лучи солнечного света.

– Пятьдесят метров, – прошелестел голос из динамика.

Свет солнца постепенно пропал, вода перед камерой приобрела сине-зелёный оттенок, мутный и неприветливый. Мелкие белёсые пылинки то и дело проплывали в лучах прожектора, будто призраки. Анна видела, как некоторые из них приближались к объективу, замирали на мгновение, будто проверяли, кто посмел посягнуть на их вековой покой.

– Что это? – прошептала девушка, сама удивившись, как сел её голос.

– Планктонные рачки, – небрежно бросил Боря, отхлебнул минералки. – Ещё несколько десятков метров, и не останется даже их.

Девушка присела на край свободного стула:

– Так там, на глубине, что, совсем жизни нет?

Али и Боря переглянулись:

– Не считая душ погибших кораблей, единственные живые там – наш Тимоха и Гриша Сухов.

Али добавил:

– Мёртвая зона, известная в научной среде как анаэробная – безжизненная пустыня. Если и есть на земле прямой вход в царство смерти, то оно здесь, под тобой.

Девушка нервно сглотнула. Ладони вспотели, вспомнилось жуткое лицо там, у скал. И отчего-то росла тревога за дайвера.

– Восемьдесят четыре метра. Упали на дно, – сообщил голос Тимофея из динамиков. – Следов кораблекрушения пока не обнаружено. Видимость девять метров.

– Черт, – Али с Борисом переглянулись. Снова голос со дна Чёрного моря:

– Принимаю решение отойти от выброски.

– Мужики, осторожнее там!

В приглушенном голосе дайвера теперь чувствовалось напряжение:

– Два метра от выброски на северо-запад. Три. Четыре. – Тим прошелестел в динамиках: – Пляши, Саракаев, вижу твой объект 2/17. На месте, никто не спёр. Закрепляемся.

Его напарник дублировал сообщения, Борис отмечал в журнале их передвижения.

– Как себя чувствуете, ребята? – Али посмотрел на обеспечивающего погружение Фадеева, щуплого молчаливого парня лет двадцати пяти.

– Как на курорте, – отозвался Тимофей из динамика. – Тут клёво, мужики… и присутствующая дама. Тишина, пустота, никто не трындит, ходи, куда хочешь, трогай, что тебе вздумается… Да-а, поломало наше судёнышко. – Робот в прошлом сезоне и половины не заснял, надо дать ему по шее.

– Днище будто оторвано, – голос второго водолаза, – вижу фрагменты на расстоянии от двух до десяти метров от корпуса. Дальше – плохая видимость, надо проверить. Прогуляемся, Тимох?