Мать заохала – сын преступник. Пришлось долго и обстоятельно объяснять обоим, что в этой потасовке виноват не я. Помог жизненный опыт и долгие вечерние просмотры шоу «Час суда». Я рассказал всю правду, но преподнес это в выгодном для себя свете. Милиционер, слушавший меня, кивнул и лишь многозначительно протянул:

– Однако.

– Так что это была вынужденная самозащита. В противном случае меня бы этот Костарев со своими дружками покалечил бы.

– М-да, парень, – почесал затылок милиционер. – Ты давай, аккуратней. Я объяснительную, конечно, с твоих слов напишу, но ты должен понимать – у Костарева отец партийный работник… В общем, не лезь ты к нему. Вместо того, чтобы ограничиться беседой с учителем и директором, он уже моему начальнику позвонил, нужные слова сказал. Мне велено было со всей тщательностью разобраться. Я уже разобрался, общий смысл вашего конфликта понял. Но имей в виду, вопрос еще не закрыт. Понял?

Я кивнул. Отчего же понять? Понятно.

Мать вновь заохала. Пришлось ее успокаивать.

– Вы поймите, он ведь без отца растет, – начала она, но милиционер перебил ее.

– Погиб отец? – хмуро спросил гость.

Мать вздохнула, махнула рукой.

– Можно и так сказать.

– Ладно, я предупредил.

И сурово глянув на меня, ушел.

– Ты что, совсем рехнулся?! – нахмурилась мать. – Чего творишь?

– Я же объяснил все…

– Это все твой клуб путешественников! До добра не доведет! Я сказала тебе, чтобы ты завязывал с этой ерундой.

– Не ерунда это! – произнес я, внезапно разозлившись.

Мне стало обидно, что единственное, что есть у меня сейчас, что дает мне опору, не давая сойти с ума в старом-новом мире, назвали ерундой. Это никакая не ерунда.

– Андрей, да ты пойми. Я же как лучше хочу.

Хотелось выругаться, но я сдержался. Понимал ее, я ведь и сам недавно был ее возраста. Она и в самом деле хочет как лучше. Только вот ничего не понимает.

– Все будет нормально, – пробурчал я. – Давай отдыхать, завтра рано вставать.

– Куда? – удивилась мать.

– На работу. Нам обоим. Я ведь теперь работаю.


***


Проснулся я первым. Заправил кровать, сделал зарядку. Как же хорошо чувствовать новое тело, молодое, гибкое! Эх, еще бы кофе выпить, но кофе не оказалось. Только чай «Грузинский». Заварить его удалось с трудом – не мог понять, сколько сыпать. Пары больших ложек, какие я привык, не хватило – чай получился бледным. Ладно, и так сойдет.

Пожарил яичницу. Достал из холодильника плавленый сырок «Дружба».

Вскоре встала мать, и мы вдвоем с аппетитом умяли все. Все время, пока ели, мать говорила про работу – к кому следует подойти, о чем сказать, как вести себя, не надсадиться и прочее. Я слушал молча, почти вполуха. О том, как устраиваться на работу, я знал и без нее, а потому наслаждался завтраком.

Потом, помыв посуду, принялся собираться.

Путь до гастронома «Салют» был непрост. Я понятия не имел, где он находится. Но помогли прохожие. Я спросил у нескольких людей путь и вскоре вышел на Третью улицу, где и располагался нужный мне гастроном.

Магазин занимал все первые этажи пятиэтажки. Стеклянные витрины были до блеска отполированы, и сквозь них проглядывались прилавки. Особым разнообразием там и не пахло. Все скромно и серо. Но голых полок видно не было.

Я зашел внутрь.

– Мы еще закрыты, молодой человек, – сказала продавщица, что-то высчитывая на бумажке и отстукивая круглыми костяшками на огромных засаленных счетах.

– Я на работу устраиваться, – сказал я. И добавил: – Я от Софьи Михайловны.

Продавщица подняла на меня взгляд, улыбнулась. Сразу изменилась в лице, став добрее, приветливей.