– Около двух лет, до июля семьдесят седьмого, когда здесь начался капитальный ремонт, законченный незадолго до того, как камарада Нето скончался… – Бандейра украдкой вытер набежавшие слезы.

До приезда представителей руководства НРА глава советской делегации нашел состояние тела президента удовлетворительным, попросив только, чтобы ему раздобыли для уточняющих лабораторных исследований клок волос местного африканского жителя. Никто не ожидал, что это станет настоящей проблемой. Полагая, что дело не стоит и выеденного яйца, Олег вместе с Петровичем вышли из дворца и подошли к небольшой группе любопытствующих пожилых ангольцев. Судя по всему, многие уже прознали, что прощание с лидером нации будет проходить именно здесь. На предложение позволить отрезать у них небольшую прядь волос для эксперимента, который поможет «камарадаш совье́тикуш» в их медицинских исследованиях, люди резко шарахались в сторону. На дальнейшие разъяснения и просьбы они отвечали категорическим отказом. Выяснилось, что отдать постороннему клок своих волос здесь считается смертным грехом. Учитывая, что смерть в те дни буквально витала над страной в образе ее первого президента, желающих совершить грехопадение не находилось. В итоге после десятка неудачных попыток образец волос взяли у какого-то полунищего старика, сидевшего в пыли под деревом с бутылкой местной бормотухи. Когда в пару к ней предложили литровую бутыль «Блек Лейбл», сделка была успешно осуществлена.

Комендантом дворца был довольно колоритный майор ФАПЛА, крепкий, невысокого роста африканец. На брезентовом поясе сбоку при нем был пистолет, с которым он никогда не расставался. Этим, несмотря на свой дружелюбный вид, он всегда настораживал и даже беспокоил группу советских микробиологов, и Клименко по-дружески попросил его не пугать оружием гражданских людей, занимающихся сугубо мирным, пусть и сопряженным со смертью делом. Майор тогда снял с пояса кобуру с «Макаровым», но приставил к нему отдельного дневального, вооруженного автоматом Калашникова.

Вечером случилось непредвиденное, чего никто из советской делегации ни при каких обстоятельствах не мог ожидать: ангольская партийно-правительственная комиссия во главе со вновь избранным президентом Жузе́ Эдуарду душ Сантушем, приехавшая «принимать» тело, заявила, что в таком виде предъявить дорогого Мангуши народу невозможно.

– В чем, в чем дело?! – Клименко был вне себя от бешенства и едва сдерживался. – Мы провели все необходимые работы, в этом состоянии, при профилактических инъекциях, тело может пребывать еще минимум неделю. Этого хватит и на прощание, и на возвращение в Союз для окончательного бальзамирования!

Группа членов Политбюро МПЛА стояла молча, выслушивая перевод президентского переводчика. Самому душ Сантушу, как известно, проучившемуся в Баку несколько лет и даже игравшему там за местную футбольную команду, перевод не требовался. Не дожидаясь его окончания, он что-то шепнул своему помощнику на ухо, и тот спешно подошел к Павлу Ивановичу:

– Камарада президент говорит, что не узнает своего многолетнего соратника по освободительной борьбе без очков. Он всегда их носил, таким запомнился всем, и без них никто не поверит, что это незабвенный вождь ангольского народа Антонио Агостиньо Нето.

– Зачем вы их сняли? – уже без переводчика обратился душ Сантуш к Клименко.

Тот сначала опешил, но потом объяснил, что ни в православной, ни в католической традиции не принято хоронить человека в очках.

– К тому же, – добавил Клименко, – для нас это первый в истории опыт бальзамирования чернокожего. Мы опасались, во-первых, что кожа от раствора может побелеть, а во-вторых, боялись, что очки, имея некоторый вес, со временем продавят переносицу: процесс бальзамирования потребовал от нас удаления носовой перегородки, и нос держится на одной коже.