— Все хватит! — скомандовала Ольга Алексеевна и кивнула Андрею на дверь. Сын не стал спорить с матерью и послушно покинул квартиру. Женщина последовала за ним, перед этим бросив сочувственный взгляд на Костю и, молча, одними глазами умоляла меня позаботиться о нем.

Парень уже поднимался на ноги, разметая по полу осколки. На его лице, прямо под левым глазом, проступила огромное красное пятно, которое завтра непременно будет жутким синяком. Не знаю почему, но вместо жалости я почувствовала гнев.

Досадно цыкнув, достала из холодильника пакет с замороженными овощами и хотела приложить к травме, но Костя отклонился назад, отвергая мою помощь. От этого я разозлилась еще больше.

— Сейчас и я тебе врежу! Для симметрии! — пригрозила и снова повторила попытку позаботиться об этом дурне. На этот раз Костя не стал сопротивляться, и, опустив взгляд, послушно терпел боль и дискомфорт.

— Рита, кровь! — рявкнул, испугав меня.

— Что? — не поняла. — Где? — оглядела самого парня в поисках каких-либо других увечий, но, посмотрела себе под ноги и обнаружила, что стою в красной луже. Переступила в сторону и почувствовала резкую боль в правой ступне. — Ай! — схватилась за лодыжку.

Надо же было оказаться такой тупицей, и пройтись по осколкам, даже не почувствовав этого.

— Не двигайся! — приказал Костя и подхватил на руки. Отнес в ванну, где промыл рану и зажал все еще кровоточащую рану полотенцем.

— Аптечка под раковиной, — подсказала, сидя на краю ванны.

Он достал из пластикового контейнера бинт и, опустившись передо мной на колени, аккуратно начал делать перевязку, туго обматывая мою ступню.

— Ты все слышала? — спросил, не поднимая глаз, после долгого молчания. Решился заговорить первым, тогда как я все это время трусила и не знала, с какой стороны подступить.

— Надо быть глухой, чтобы не услышать, — снова не нашла в себе сил посочувствовать, вспомнив, какие именно фразы долетали до моих ушей. — Твоя мать запретила мне вмешиваться, и вот пришлось слушать, — все-таки пожалела парня.

— Считаешь, он прав? — не отрывался от своей «работы».

— Я считаю, что ты должен был давно поговорить с братом, но откладывал, пуская все на самотек, — не стала лукавить и щадить его чувства. — В итоге вышло то, что вышло.

В ванной снова повисло молчание.

— Он сказал о том, в чем я сам себе не мог признаться, — поднял голову и посмотрел прямо в глаза, — ты слишком хороша для меня. — От этих слов захотелось в голос засмеяться. — Ты сообразительная, — продолжал приписывать мне несуществующие достоинства, — живая, талантливая и целеустремленная. Перед тобой весь мир, и распахнется любая дверь, в которую ты бы не постучалась. Ты хочешь свершений, хочешь развиваться, наверное, и мир перевернуть, — уголков рта чуть коснулась улыбка. — И ты способна на это. У тебя большое будущее, не сомневайся в этом. А я кто? — он отпустил мою ногу и сел напротив прямо на пол, привалившись спиной к стене. — Годы идут, и ничего не меняется, я все топчусь на месте. Нет движения вперед, я уже не знаю, чего хочу. Все чаще задаюсь вопросом: а что дальше? Точно знаю, что не хочу лет в шестьдесят строить из себя пацана и, загибаясь от одышки и боли в дряхлом теле, корчиться на сцене. Это смешно.

Вот она, метаморфоза. Костя представил свое вероятное будущее, и оно ему не понравилось. Но мой Мастер забыл все, что так рьяно доказывал мне — жизнь переменчива и нельзя ничего знать наперед.

— Стареть можно и с достоинством, — сама собой злость исчезла и я улыбнулась. — Когда решишь, что со сценой пора завязывать, сможешь создать собственный лейбл, — перебирала возможности, — писать песни для других исполнителей или заниматься продюсированием, — чуть не сказала «как брат». Я плохо разбиралась во всей этой музыкальной подноготной, и была не совсем уверена, что использовала правильные понятия. — Ну или чем там занимаются престарелые рокеры?