Вот и природа не подкачала. Озёра в обрамлении живописных гор. Дубы-колдуны. И луга с травой.

Собственно, в траве-то весь цимус и заключался. Кикимор, даром что со Стразы, имел недюжинный бизнесовый талант. Злые языки поговаривали, что без особого хитрого волшебства тут не обошлось, но никто ничего запретного не нашёл.

А только наладил кикимор производство отличнейшей трын-травы. Надрессировал зелёных зайцев на добычу – и пошла маза. А трын-трава стала твёрдой валютой, востребованной по всем Хрустальным берегам. Наилучшее средство от стресса. А стресс, кто не знает, – бич современного общества. Да.

– Красота-то какая! Ле-по-та! – поцокал языком Кощей, вылезая из ступы.

Путь оказался на удивление скорым. На таможне всё прошло гладко, и вот уже ухоженные просторы Поганых болот расстелились перед ними.

– Знает кикимор, душа грешная, где деньки шить-коро-тать да добра наживать, – поддакнула Ягиня. – Всё ж не в нашенской грязи бултыхаться.

Светило яркое солнышко. Дубы-колдуны колыхались неспешно под лёгким ветерком. Глубокие чистые озёра манили галечными пляжами.

Терем кикимора впечатлял размерами, убранством и модерновой архитектурой. Ворота были закрыты, но в сторонке спутники узрели маленькую открытую калиточку и не раздумывая пошагали на поиски хозяина.

Хозяин обнаружился вальяжно сидящим в шезлонге под раскидистой цветущей акацией. В руке у кикимора был высокий бокал с лонгдринком, который он с оттягом дул через золотистую соломинку.

Вообще имя кикимора – Линь. Но вот с недавних пор (после начала его известного диссидентства) скорые и острые на язык доброжелатели приклеили ему прозвище – Линь Курбский. Видать, с каким-то смыслом.

«Вот ведь придумают же, – усмехнулся про себя Кощей. – И откуда только берётся! Творчество масс, понимаешь».

– Неплохо устроился, дружок, – Ягиня вежливо поприветствовала Линя. – Не виделись сто лет.

– Да не, – мотнул тот головой, – меньше. Какими судьбами?

Тон у кикимора был суховат. Кощею он лишь слегка кивнул, и на том все церемонии, видать, посчитал выполненными.

– Проведать тебя захотелося, – не моргнув глазом, сказала Ягиня. – Заоднем и поболтать о том о сём.

– Угу, – глубокомысленно хмыкнул кикимор, – как же!

– Што-то, ты, друг милай, недоверчивой какой-то стал, – покачала головой Ягиня. – Давеча-то бывал вот…

– Дак это давеча, – не моргнул глазом кикимор, – а теперича… это вам не то, что давеча. Вот такие дела.

– Ладно тебе щёки дуть, – не выдержал Кощей, – мы ж к тебе не просто так.

– Ага, – насмешливо протянул Линь, – я так и понял.

– Хамишь, – мрачно констатировал его бессмерчество, – парниша.

Ягиня, учуяв, что дело идёт к ссоре, решила встрять, пока не поздно.

– Терем-то себе отгрохал – о-го-го! – повернулась она к «отгроханной» избе. – А чего не пригласишь, не покажешь хоромы?

Кикимор озадаченно посмотрел на Ягиню, словно соображая, как бы её получше отшить. Но потом что-то поменялось в его взгляде и он, вальяжно потянувшись, ответил:

– Да милости просим! Что, жалко, что ль!

В хоромах было весьма прохладно, разноцветно и даже витиевато местами.

– Вот ведь кака золотина выстроена! – повосторгалась Ягиня. – Богато, нет слов.

Линь щёлкнул пальцами – и возник немолодой уже полевик в нарядной ливрее.

– Чаю гостям. Фирменного.

Тот поклонился и исчез. Через несколько минут на подносе был принесён чай. Фирменный. Из свежесобранной трын-травы.

– Давно хотел спросить, – сказал Кощей, беря чашку (он явно желал загладить первые непонятки), – а почему у тебя траву зайцы косят? Почему именно они?