В секундном замешательстве, как все тягостные сто экзаменационных, за спинами сверхсрочников, раздался почти спокойный, но с легкой тревожной хрипотцой голос солдата-срочника Смирнова Саньки. Того, который молодой, в парадке который, потный – жарко же! – он на тарелках в оркестре «шлёпает». Пацан. Нет, главное не в том, что голос раздался или что с хрипотцой, а то, что он на её, на английском языке прозвучал! Как тот переводчик… Ё-ешь твою в зелень!.. На голос повернулись, как на падающий метеорит… У иностранного лейтенанта, госпожи Гейл, глаза и лицо загорелись приятным удивлением и беспредельным вниманием, потом и легким смущением. Повернулись и переводчик с дирижером в ту сторону.

– О, Смирнов, вы, что, это… на англ… – не поверил ушам дирижер.

Переводчик рванулся было вступить в беседу, но Гейл, не оборачиваясь, изящной своей ладошкой решительно его остановила, как форточку прикрыла: «Икскьюз ми, сэр! – И уже Смирнову, поощрительно. – Увэл, увэл…»

Смирнов, чуть с запинкой, но на том, на её языке, на английском – ну чисто переводчик! – заговорил:

– Вас все спросили, что вы сегодня делаете вечером?

– Сегодня вечером?.. – изумилась вопросу Гейл, но, через пару секунд всё же ответила. – Сегодня вечером я должны быть на приеме в нашем посольстве. У нас обычная протокольная встреча с послом Джерри Коллинзом… Вы знаете?

– Простите, что именно? – переспросил Смирнов.

Музыканты, условно говоря, придерживая подбородки руками, ничего не понимая в их разговоре, с удивлением перебегали глазами с Гейл на Смирнова, и обратно: во даёт пацан! шпрехает!!

– Нашего чрезвычайного и полномочного посла в России, знаете? – на своём английском уточнила вопрос гостья.

– А, посла!.. Да, конечно… слышал что-то. – Так же, на том же её языке, ответил рядовой Смирнов.

Их беседу, недовольно кривясь, окружающим уже транслэйтил переводчик:

– Они говорят о том, что она сегодня будет на приеме у американского посла, в их посольстве.

Музыканты, приходя в себя, расстроились: «Ааа, у посла!.. В посольстве!.. Банкет, наверное. Может, сыграть там?..»

– А вы где, простите, учили английский язык? – продолжала интересоваться гостья у Смирнова.

– Я? Да нет, это я так… в школе, – отмахнулся Смирнов. – У меня еще сестра тогда иняз заканчивала, вот я и слышал всё время.

– Но вы хорошо говорите! У вас хорошее произношение, почти… Оксфордское!

– Что вы, я там никогда не был. Просто кассеты у сестры были с языком, и разные видео-курсы.

– Простите, я не расслышала ваше имя…

– Александр. Александр Смирнов, если полностью.

– А вы не родственник русскому Смирнову, который – «лучшая русская водка Смирнофф»?

– А-а-а! Нет, нет, – отмахнулся Смирнов. – Это другой Смирнов.

– А меня зовут Гейл Маккинли, можно просто Гилл. Рада с вами познакомиться.

– И я тоже рад… Гилл.

Музыканты, заслышав знакомые слова «рашен водка Смирнофф», забеспокоились потерей контроля над беседой, недовольно задергали переводчика: «Ну, чего они там про водку говорят? – Что-то совсем уж интимное, близкое, если про водку. – Чего они там лепечут?»

Переводчик, небрежно проинформировал: «А, ничего особенного, болтают всякую ерунду про родственников».

Музыканты возмутились. Мало того, что внимание перехватил, так ещё и время зря переводит: «Про кого?.. Про родственников?! Нечего тут зря болтать про родственников, не на уроке…»

– Вы, это, спросите у неё, товарищ капитан, а завтра она вечером где будет? В смысле, можно её пригласить куда-нибудь, нет? – Сверкая стеклами чёрных очков, волновался Тимоха.

– Ага, в Макдоналдс, например… – бесхитростно вроде, подсказывает язва-Кобзев.