Императору Францу-Иосифу были глубоко безразличны как турецкие христиане, так и тамошние же религиозные фанатики, но, выступая в защиту первых и осуждая вторых, германский МИД как бы солидаризировался с политикой Санкт-Петербурга, а не Вены. Такие заявления могли предвещать утрату интереса Берлина к альянсу с Веной, а также последующие тектонические сдвиги в германской внешней политике, сулящие австро-венгерскому императору весьма неприятные последствия. Маневры берлинских политиков могли означать все что угодно, вплоть до разрыва австро-германского союза…

Чтобы получить разъяснения и обсудить ситуацию и возможные решения, Франц-Иосиф вызвал к себе министра иностранных дел Алоиза фон Эренталя. А тот до своего господина взял и попросту не доехал. В середине пути, когда карета министра только проехала мимо вокзала Вестбанкхоф, прогремел чудовищный взрыв, от которого во всех окрестных домах со звоном повылетали стекла. Исходя из предварительного рапорта полиции, мощный заряд взрывчатки был заранее заложен под днище кареты и приведен в действие неизвестным современной науке способом. Самого министра разорвало в клочья, кучер получил тяжелые ранения, форейтор (верховой на упряжке цугом) был контужен, а слуга на запятках оказался мертв, несмотря на то, что на его теле нашлось всего несколько царапин.

Впрочем, нечто подобное было ожидаемо. Незадолго до этого стало известно, что после получения сведений о причастности министра иностранных дел к заговору по устранению русской императрицы и ее приближенных российская госбезопасность включила господина Эренталя в список персон, подлежащих устранению насильственными способами, наравне с боевиками экстремистских организаций. Так сказать, в соответствии с принципом «как аукнется, так и откликнется». Так что император даже повелел своему верному слуге носить противопульный панцирь, а его карету изнутри дополнительно обшили стальными листами для защиты от револьверных пуль. Но ни панцирь, ни эрзацблиндирование господина Эренталя не спасли. И теперь Австро-Венгрии был нужен новый министр иностранных дел, а императору Францу-Иосифу следовало понять, что ему делать теперь, когда грубая игра перестала идти в одни ворота.

Будучи всерьез озабоченным сложившейся ситуацией, престарелый владыка Австро-Венгрии вызвал в Шенбруннский дворец своего наследника Франца Фердинанда, а также его верную креатуру генерал-полковника Франца Конрада фон Хётцендорфа (грубая игра – как раз по его части). Помимо этого, из Петербурга для консультаций был отозван посол Австро-Венгрии Леопольд фон Берхтольд – не очень умный, но беспринципный мерзавец, которого Франц-Иосиф прочил на место покойника. Но тому ехать несколько дней, и пока было неизвестно, каковой будет обстановка к его прибытию в Вену.

– Итак, господа, – шамкающим голосом сказал император, в упор глядя на своего наследника, – положение вокруг нашей империи сложилось просто угрожающее. Русские начали свою войну против Османской империи, помешать которой мы никак не можем; Германия совершает в их сторону непонятные демарши, и как раз в этот момент боевики предположительно русской имперской безопасности с особым цинизмом убили нашего верного слугу Алоиза фон Эренталя.

– А вы бы, дядюшка, предпочли, чтобы убили вас самого? – так же прямо глядя на императора, ответил эрцгерцог Франц Фердинанд. – Но, к вашему счастью, в Санкт-Петербурге еще помнят о том, что жизнь Помазанника Божия неприкосновенна. А вот вы об этом позабыли, а иначе сразу бы одернули вашего верного слугу, когда он предложил вам убить русскую императрицу.