Понятное дело, пожарная сигнализация и не подумала сработать. Видите ли, я ее сломал еще раньше. Мне оказалось достаточно легонько коснуться ее корпуса, она и развалилась на части.

Окошка я не открыл, зато у меня хватило ума взять плоскогубцы и завинтить газовый кран. Потом я снова глянул на бывшие занавески. В раковине еще курилась кучка золы.

«Приплыли, – подумал я с некоторым разочарованием. – После такого Джоан с Роем навряд ли оставят меня у себя…»

Полагаю, вам кажется, что я должен был чувствовать стыд. Ну хорошо, а как я должен был поступить? Ну не прятаться же в самом деле с утра до ночи у себя в комнате? Я что, должен был избегать жизни только потому, что для меня она была несколько иной, чем для большинства? Нет уж. И потом, я уже настропалился жить со своим странным проклятием. Любой на моем месте настропалился бы.

Потом я услышал, как по дорожке к дому подъехал автомобиль. Сообразив наконец, что в кухне еще вовсю разит дымом, я открыл окно и стал махать полотенцем, пытаясь проветрить.

Прошла секунда, и в кухню вбежала Джоан – моя приемная мать. Вбежала и замерла на пороге, с ужасом обозревая пожарище.

Я бросил полотенце и, ни слова не сказав, ушел наверх, в свою комнату.

– Этот мальчишка – просто несчастье ходячее!

Голос Джоан свободно проникал в мою комнату через закрытое окно. Приемные родители сидели внизу, в кабинете. Они всегда туда удалялись, когда хотели «посекретничать» обо мне. По счастью, чуть ли не самым первым, что я сломал в этом новом для себя доме, были оконные ролики кабинета. В итоге окошко так и застряло полуоткрытым, давая мне возможность вникать во все их тайны.

– Да ладно тебе, Джоан, – прозвучал другой, более рассудительный голос. Он принадлежал Рою, моему приемному отцу.

– Нет, с меня хватит! – Джоан буквально брызгала слюной. – Он разрушает буквально все, к чему прикасается!

Ну вот и прозвучало ключевое слово – «разрушает». Я почувствовал, что вот-вот ощетинюсь от раздражения. «Да не разрушаю я ничего! – хотелось мне заорать. – Ломаю – да, но зачем напраслину возводить? После меня все на месте, как было… Правда, не работает…»

– Он хочет, как лучше, – говорил между тем Рой. – Он хороший мальчик. У него доброе сердце.

– Для начала он разделался со стиральной машиной, – бушевала Джоан. – Потом с газонокосилкой. Затем приговорил ванную наверху. И вот теперь – кухню! И все это – меньше чем за год!..

– У него была нелегкая жизнь, – сказал Рой. – Он просто слишком старается. Ты бы на его месте тоже старалась, если бы тебя гоняли из семьи в семью и ты бы нигде не чувствовала себя дома.

– А я вот очень даже понимаю людей, которые от него избавлялись, – сказала Джоан. – Я…

Ее прервал стук в парадную дверь.

Какое-то мгновение прошло в тишине, и я живо вообразил, чем занимались мои приемные. Джоан, скорее всего, метнула в Роя «тот самый» взгляд. В моих прежних семьях, как правило, этот взгляд, подразумевавший, что меня пора отсылать, метал именно муж. В нынешней – мягкосердечной стороной был как раз Рой. Я услышал его шаги – он отправился открывать дверь.

– Входите.

Теперь я едва слышал его голос, потому что Рой стоял на пороге. Я валялся на кровати. За окном вечерело, но солнце еще не зашло.

– Миссис Шелдон, – прозвучал снизу новый голос. Кто-то поздоровался с Джоан. – Я приехала сразу, как только узнала о несчастном случае у вас дома.

Это был женский голос, и я его знал. Деловой такой голос, отрывистый и с отчетливо снисходительным выражением. В целом – ничего удивительного, что замуж эта мисс Флетчер так и не вышла.