Публикуемые дневники, несомненно, уделяют истории театра – Художественного ли, Свободного ли, Камерного ли – значительно меньше внимания, чем внутренним переживаниям их автора. В очередной раз погружаясь в мир своих головокружительных увлечений (иногда пугающе трезво оценивая собственно предмет увлечения), Коонен вдруг спохватывается, что исписанные ею страницы могут попасться на глаза А. Я. Таирову, и тогда следует прямое к нему обращение: «Милый, единственный, любимый Александр Яковлевич! – все вздор на свете, кроме моей любви к Вам! Нет другой реальности – великолепной в своей радости и волшебстве, кроме моей любви к Вам» (18 апреля 1920 года).
В творчестве Таирова одна из ведущих тем – страсть. О ней он имел представление отнюдь не теоретическое. Судя по дневникам его спутницы жизни, отличавшейся по молодости крайним эгоцентризмом, она превращала их совместное существование то в сюжет романтической драмы, то античной трагедии, страсти зашкаливали, во всяком случае первое их совместное десятилетие уж точно (что есть «Федра», как не их мучительный треугольник с Николаем Церетелли? – все осложнялось тем, что Коонен и Таиров официально не состояли в браке, поэтому Церетелли воспринимал Таирова исключительно как сожителя Коонен, не прощал ей ее «связь с Александром Яковлевичем»). «Душа живет в 100-градусной атмосфере», – записывает Коонен летом 1916 года. Много позже исследователь-театровед Т. И. Бачелис подытожит: «Под покровом внешне идиллических отношений шла постоянная борьба, страстная, острая, живая, необходимая обоим, одухотворявшая и воспламенявшая искусство Камерного театра»26.
Юношескую максиму «Я очень хочу страдать» актриса воплотила в жизнь, первой дневниковой записью накликав себе судьбу. Теме судьбы – с ее своеобразным мистицизмом, верой во всевозможные гадания, на ромашках и по руке, в сновидения – Алиса Коонен всегда придавала особое значение. По ее ощущениям, судьба руководит и направляет, спасает от бед, но может уготовить и кару; к судьбе Коонен тщательно прислушивается и ее трепещет: «Меня хлещет судьба», «…опять судьба позаботилась обо мне», «И вот судьба толкнула меня…», «…видно, не судьба», «Дикая судьба…», «Судьба бьет, бьет меня, рвет мою душу», «Судьба должна прийти в помощь», «И значит – судьба», «Все предоставляю жизни – судьбе», «…судьба наказала меня и ударила по лицу…», «Я ясно чувствую, что судьба готовит мне какой-то сюрприз…», «Где судьба?» и даже цитата из Чехова – «Судьба бьет меня не переставая…»27. Особое отношение актрисы к понятию «судьба», в жизни и творчестве, по-видимому, угадал Н. Я. Берковский, рассуждавший в письмах, а затем и в статье «Таиров и Камерный театр»28 о ее сценических созданиях: «…Вы всегда играли <…> не серию поступков, но судьбу человека, с ходом к вершине, с пребыванием на вершине, с падением. Актеры у нас гоняются за характерами, а надо играть судьбу. Вот у Вас и было так: характер сквозь судьбу. Адриенна – это судьба, Федра – это судьба, и m-me Бовари – это судьба. Характер же – только материал судьбы, пособник ее, не всегда самый главный»29.
Дневники Алисы Коонен – ее комментарий к формированию собственной личности и к биографии – балансируют на стыке интимности и публичности, и это вообще свойственно жанру дневника, в особенности женского. С самого юного возраста ее заботит, кому суждено их прочесть. Первую из публикуемых тетрадей открывает строчка юной Коонен: «Прошу не читать», но уже на внутренней стороне обложки дневниковой тетради 1906–1907 годов она делает надпись о том, кто в случае ее смерти может открыть дневник, и перечисляет родителей, брата, сестру и няню.