На мне была эта самая красная кофточка, белый воротник и галстук150…
Боже мой! Как все это живо припоминается сейчас, как будто бы было всего несколько дней назад!!
10 [июля 1906 г.]
Распустили Думу – опять надо ждать резни151 … Как это тяжело!
Что-то будет?!!
На дворе темно, жутко…
Воздух сырой, холодный…
Небо осеннее, свинцовое – тяжелое…
Стучит сторож…
Медленно и протяжно бьют часы…
Что-то страшное и вместе с тем тоскливое и грустное…
Точно тихая, исполненная глубокой, красивой меланхолии мелодия льет свои тихие, грустные волны, охватывая болью и тоской…
11 [июля 1906 г.]
Все хожу и думаю152…
12 [июля 1906 г.]
Часто последнее время вспоминаю заграницу… Иногда часами брожу по полю, и все настойчивее и настойчивее лезут воспоминания о поездке, со всеми малейшими, пустяшными подробностями… И как живо, как ярко опять все переживается! Точно это было всего несколько дней назад… Так отчетливо чувствуются самые тонкие, едва уловимые ощущения… Иной раз иду, например, и так и кажется – подними я сейчас глаза, обернись по сторонам, и увижу знакомые магазины на «[нрзб.]». И в ушах уже мягкий, густой, специфически-заграничный шум…
Как любила я это вечное, несмолкаемое клокотание жизни, эту постоянную приподнятость нервов…
Вечный свет, блеск, никогда не замирающий шум, как все это бодрит, освежает, как приятно щекочет нервы…
Чуть немного впадешь в привычную «русскую» сонливость, – сутолока увлекает тебя снова в свой водоворот, и опять начинаешь двигаться, копошиться, торопливо что-то делать, куда-то идти…
Жизнь кругом бьется сильно, горячечно, и невольно подлаживаешься под этот темп и двигаешься иначе, чем раньше.
Поразительная жизнь! Умная, здоровая, бодрая, приятная!
Я с восторгом вспоминаю теперь эту поездку…
Сколько [связано с ней. – зачеркнуто] важного, интересного, сколько пережитого!
Боже мой! И главное – до чего ярко и отчетливо переживается теперь все вновь… Иногда [часами. – зачеркнуто] я так ухожу в эти воспоминания, что… вот… чувствую воздух нашей комнатки, слышу за дверью голоса хозяек… Там рядом – Братушка153 что-то напевает, и представляю себе его вечные пластичные помахиванья в такт – руками…
В комнате холодновато154…
Но это ничего… Все-таки есть уют…
Я только что вернулась домой. Была репетиция, потом обедали у Aschinger’a155; Коренева с Гурской куда-то пошли, а я направилась домой… Хожу взад и вперед по комнате, стараясь согреться… На дворе серо, неприютно… Капает мелкий дождик…
Хожу взад и вперед…
Не знаю, за что приняться…
Читать не хочется, да и не стоит… Стирать или писать письма – тоже неохота…
Разгуливаю из одного угла в другой и думаю…
Никаких определенных мыслей нет в голове…
[Все там. – зачеркнуто.] Такой хаос там, что и не разберешься… Одна мысль только успеет мелькнуть, только хочешь остановиться на ней, – а за нею следом – другая, третья… Тру себе лоб, и все никаких результатов, ничего не могу обособить, скомбинировать, ни одной цельной мысли…
А сердце бьется сильно, сильно – неугомонно…
Опять тру лоб, хватаюсь за грудь…
Это вечное волнение, постоянная приподнятость нервов!
Подошла к окошку – то есть, вернее, к балконной двери. Приложилась лбом к холодному стеклу и оглядываюсь на улицу…
[Уже. – зачеркнуто.] Смерклось…
Скоро зажгут фонари…
Улица заблестит массой огней, сутолока сделается еще оживленнее…
Дождик стучит уныло, однообразно…
Стекло запотело от дыханья – стало плохо видно…
Отхожу от окна…