– Я ее не ношу!

– Как же! – всплеснула руками Муся. – Февраль метет! Эдак менингит заработать можно!

– Я езжу в машине, понимаете? Внутри работает печка.

– Так до колес еще дойти надо, – не дрогнула Муся и водрузила на мою макушку жуткую ушанку из норки, подаренную мне на Новый год Аллой Резниковой.

Я рванулся к двери, но был остановлен железной рукой Муси.

– А шарфик?

– Он мне не нужен!

– Нельзя без шарфика, – покачала она головой, – зима стоит, еще перчатки прихватите. Счастливой дороги, будьте аккуратны, храни вас Господь в пути!

Вспотевший в слишком теплой одежде, я был доведен ею до лифта. Когда двери начали закрываться, Муся озабоченно воскликнула:

– Иван Павлович, я вам во все кармашки по чистому носовому платочку пихнула, а то у вас только один был, несвежий уже.

Не приученный к такой заботе, я вышел на улицу и сделал то, чего не совершал с самого детства. Стащил с головы шапку, с шеи шарф, а с рук перчатки. Я с трудом переношу жару, предпочту лучше замерзнуть, чем вспотеть. Когда няня заматывала у меня на шее шарф и отправляла в школу, я, завернув за угол родного дома, мигом избавлялся от него. Впрочем, вот уже много лет никого не волнует, обул ли Иван Павлович теплые ботинки.

Ветер растрепал мои волосы. Я пошел к гаражу и по дороге столкнулся с Валерой, который, насвистывая, оглядывал свой «Лендкрузер».

– Ничего не замечаешь? – спросил меня сосед.

– Вроде нет, а что случилось?

– Кошки, заразы, облюбовали машину, всю уделали снаружи, – скривился Валера, – что их сюда притянуло! Утром рано спихнул кошаков, лег спать, а они, дряни, снова тут как тут. Вышел во двор, мама родная! На крыше, на капоте, повсюду расселись и орут, как земснаряд. В чем дело? Ума не приложу!

И он начал расхаживать вокруг машины, недоуменно покачивая головой. Я спустился в гараж, на мой взгляд, ничего странного в этой ситуации нет. Кошки хитрые создания, им просто не хочется сидеть на ледяной земле, вот и избрали «Лендкрузер» в качестве дивана.

До деревенской больницы я добрался относительно быстро, хотя ехал на «Мерседесе» Норы медленней, чем на джипе Валеры. Коридор морга вновь оказался пуст. Я толкнул знакомую дверь и приготовился увидеть новую компанию, весело проводящую служебное время. Но за столом сидела лишь одна старуха в довольно чистом халате, трезвая и очень неприветливая.

– Вы баба Сима? – заулыбался я.

– Ну…

– Здравствуйте.

– Чаво надоть?

– Видите ли…

– Говори живей!

– Тут вчера одежда лежала… белая юбочка, кофточка, один сапог…

– Твоя, что ль?

– Нет, нет, но…

– А коли не твоя, так о чем толковать?

– О том и речь, – воскликнул я, – подскажите мне, кому она принадлежит.

– Одежа?

– Да.

– Чья?

– Та, что лежала в чулане.

– Тама нет ничего.

– Правильно, но вчера была.

– Вчера же не я работала.

– Знаю, но юбка с кофтой появились в ваше прежнее дежурство!

– Не помню!

Чтобы освежить бабкину память, я выудил портмоне. Помяв в руках сторублевку, санитарка сменила гнев на милость.

– Ничем тебе не помогу. Не знаю, с кого одежонка. Ушла я корпус мыть, вернулась – она лежит. Я ее не тронула. Это Зинкин доход.

– Что? – не понял я.

Баба Сима засмеялась:

– Со мной в одну смену Зинка работает, санитарка, она с одежды живет.

– Каким образом?

– Ну отдадут ей родственники с покойника шмотки, она их выстирает, отгладит и на рынке продаст, если вид имеют, а если рваные совсем, порченые, тогда за копейки отдаст.

– Неужели люди покупают неизвестно кем ношенные тряпки? – изумился я. – Ни за что бы не польстился на такие.

Баба Сима ощупала меня с головы до ног блеклыми глазками.