– Этой женщине очень плохо, – сказала ему официантка по-сомалийски.

– Ей не повезло, – усмехнулся парень.

– Она умрет, – настаивала девушка.

– Значит, так определил Аллах, сестра. Не связывайся ты с этими белыми дьяволами. Все они умрут рано или поздно. А если будешь со мной ласкова, может быть, я избавлю тебя от смерти.

– Ступай к такой-то матери! – ответила девушка по-английски.

Рассмеявшись, парень направился прочь.

– Что он сказал, что он сказал? – захотели знать сидевшие поблизости заложники.

Девушка решила не передавать им слова боевика.

– Он говорит, что ему все равно. Он мнит себя господом богом. Скоро ему придется разочароваться.

Склонившись над миссис Голдбайн, она увидела, что все уже кончено. Несчастная умерла.

В другой части толпы мистер Граффик лежал на руках у своей жены. Он принял на себя пулю, которая предназначалась ей. Пуля попала в нижнюю часть спины и вначале не вызвала сильного кровотечения и даже не причинила особой боли. Пошатнувшись, мистер Граффик продолжал подталкивать жену перед собой в безумной толчее по направлению к центральной части комплекса не потому, что там было спасение. Спасения не было нигде. Но закон наименьшего сопротивления погнал этот поток внутрь.

Мистер Граффик лежал на спине, устремив взгляд на расположенные на высоте четвертого этажа окна в потолке в форме Великих озер. Он не был человеком религиозным, ибо ежедневные восемьсот миль в кабине магистрального грузовика не располагают к духовной стороне жизни; при том он никогда не задерживался в одном месте настолько долго, чтобы у него возникала мысль пойти в церковь. Если мистер Граффик и поклонялся кому-то, то своей богине – жене.

– Не сдавайся, – возбужденно прошептал он.

Он знал, что такое война, не понаслышке: 1-я дивизия морской пехоты, Вьетнам, 1965–1966 годы, медали «Пурпурное сердце» и «Серебряная звезда».

– Джерри, – постаралась успокоить его жена, – просто лежи спокойно.

– Милая, послушай. Эти ублюдки ни в коем случае не должны увидеть твои слезы. Не дай им… Не дай им никакого удовлетворения. Когда я умру, сохрани каменное лицо и ничего не показывай. Помнишь, как меня застукали в борделе в Огайо? Ты тогда со мной целый год не разговаривала. Дорогая, вот это была выдержка. Знаю, в тебе это есть. Ты покажешь этим подонкам, какая ты сильная, и пусть они тебя боятся.

– Пожалуйста, Джерри, пожалуйста…

Она сидела в расползающейся алой лужице. Мистер Граффик истекал кровью, и теплая жидкость из его тела, промочив платье жены насквозь, капала на пол.

– Господи, как же я тебя люблю, – прошептал мистер Граффик и затих.

Неподалеку от них мужчину по имени Чарльз Дуган беспокоило волнение в кишечнике, с которым он ничего не мог поделать. Ему было стыдно. Одно дело – просто умереть, другое дело – умереть в штанах, полных дерьма. Он не подозревал, что недержание среди заложников является распространенным делом, потому что средства массовой информации предпочитали обходить стороной этот деликатный вопрос. Однако когда большое количество народу удерживают вместе помимо воли, отсутствие санитарных удобств быстро дает о себе знать, и эту печальную биологическую реальность приходилось принимать как должное.

Чарльз Дуган поднял руку. Один из боевиков приблизился к нему, грубо расталкивая заложников.

– Мне нужно в туалет, – пробормотал Чарльз.

– Дрищи в штаны, – усмехнулся парень, отворачиваясь прочь.

И, к своему стыду и ужасу, Чарльз Дуган именно так и поступил.

– Извините, – виновато обратился он к сидящей рядом девушке.

– Ничего страшного, – ответила Салли Чан. – Все в порядке.