- Позвольте мне слово, мадам, - в разговор снова вступил мэтр Хильден. – До совершеннолетия Алекто, когда она выйдет замуж и сможет управлять имением, осталось некоторое время. Уверен, мессир Соран успеет не только наладить хозяйство Бруиден да Ре, но и вернёт аллоду прежнее великолепие. Если вас устраивают все условия, я подготовлю соглашение и не позднее чем завтра привезу вам подписать.

- Какое соглашение? – встрепенулась Бертрада.

- Соглашение о найме, - мягко ответил адвокат. И затем, как будто с укором и затаённой обидой, прибавил: - Вы упрекнули меня в том, что я нарушил свою клятву, не сумев защитить ваши интересы в суде. Так позвольте мне хотя бы помочь вам избежать разорения! Я не хочу, чтобы вы думали, будто деньги, которые вы мне заплатили, потрачены впустую!

Бертрада, задумавшись над словами адвоката, долго молчала. Алекто, стоявшая за дверью, в ожидании её ответа так напряглась, что даже дышать перестала.

В наступившей тишине стало слышно, как вдали, со стороны моря, гулко перекатываясь, загрохотал гром. За окнами, где ещё недавно ярко светило солнце, внезапно потемнело.

- Что ж, мессиры, - наконец раздался решительный голос Бертрады, - я принимаю ваши условия.

После её слов вдруг совсем близко, казалось, прямо над крышей дома, яростно загремело; неожиданный порыв ветра бросил в окна первые звонкие капли дождя.

Алекто невольно вздрогнула и порывисто прижала к груди обе руки; в её влажной ладони по-прежнему была зажата цепочка погибшей девушки.

Сердце затрепыхалось, как птичка в силках, в смутном предчувствии чего-то недоброго. Было ли это ощущение беды связано с убийством на скалах или с появлением в имении нового мажордома, девушка ещё не осознавала. Но, как все жители острова, Алекто была суеверна: гром среди ясного неба на Раденне толковали как дурной знак.

Либр – денежная единица.

Сервы – крепостные крестьяне.

Литы – вольноотпущенные рабы; находились в полной зависимости от своего господина, хотя могли иметь своё имущество, вступать в брак и совершать сделки без его дозволения.

3. Глава 3

Как только за гостями закрылась входная дверь, Алекто вбежала в гостиную.

Это была самая большая в доме комната, два окна которой выходили на море, синевшее сквозь ряд гигантских изумрудного цвета папоротников. Входившего в гостиную встречало яркое пламя, весело полыхавшее в огромном камине; слева деревянная лестница с балюстрадами из фигурных столбиков вела на верхние этажи, где с перил внутренних балконов свешивались цветные гобелены. Справа, через дверной проём с низкой притолокой, можно было попасть в столовую залу, соединённую с кухней. Комната была обставлена мебелью, которая, судя по стилю и добротности, была куплена лет пятьдесят назад и стоила немалых денег. С тех пор она уже не раз подвергалась починке грубой рукой неопытного дворового мастера, и прежняя дорогая обивка кресел была заменена простой и дешёвой. Стены тоже некогда украшали красивые и дорогие гобелены, а теперь старые и поблекшие. Впрочем, стены над лестницей были густо увешены семейными портретами, которых насчитывалось больше десятка, в старинных, сильно потёртых массивных золочёных рамах. А над входной дверью и камином торчали на стенах водружённые здесь уже много десятилетий назад огромные лосиные и оленьи рога, привезённые из Нейстрии.

Госпожа Бертрада всё так же сидела у камина, словно вросла в кресло; она даже не шевелилась – лишь в раздумии покусывала губы и хмурила лоб.

В последнее время графиня де Лармор, урождённая дама де Монфор, слегка пополнела и – в юности статная, немного надменная – стала ещё величавее. На её скромном тёмном одеянии – она почти не снимала траура по мужу – не было ни одного украшения; а в её чёрных глазах, у которых лучиками собирались тонкие морщинки, таилась печаль. Графиня отличалась спокойным невозмутимым нравом и держалась как особа королевских кровей, но Алекто предпочла бы хоть иногда видеть её улыбающейся.