И он с оскорблённым видом вышел, прежде чем Алекто опомнилась и нашла слова для ответа. 

Как Алекто ни была возмущена вторжением мажордома в её покои, ей пришлось усмирить свой гнев. В одной руке Соран и вправду держал мышеловку, которую она сначала не заметила и которую он, уходя, оставил у ножки комода.

Тем не менее она не удержалась и бросила в спину спускавшемуся по лестнице мажордому:

- Неужели вы собирались поставить мышеловку в шкафчик моего комода?

- Я же сказал, что оставляю мышеловки везде, где только можно! – не оборачиваясь, невозмутимо ответил мажордом.

Этому происшествию, хоть оно и было неприятным, Алекто пыталась найти понятное объяснение. Она убеждала себя в том, что управляющий не лгал ей (разве не было тому доказательством его невозмутимое поведение?) и что её подозрения в его нечистоплотности безосновательны. И всё же беспокойные мысли настойчиво лезли в голову: мог ли Соран обшаривать комнаты своих хозяев и кое-что приворовывать? Ведь ни она, ни графиня ничего не знали о прошлом этого человека, кроме того, что рассказал о нём адвокат Хильден.

Алекто вспомнила, что мэтр всё ещё находился на острове и собирался покинуть его после карнавала вместе с гостями из Лютеции. Пообещав себе как следует расспросить Хильдена о Соране, Алекто побежала к воротам, где её терпеливо дожидался Обер.

13. Глава 13

Когда Алекто в сопровождении Обера появилась во дворе маркграфского замка, карнавал был в самом разгаре. Уже разгуливали, раскланиваясь, маски, изображающие различных животных и птиц или комедийные персонажи; зеваки, из числа тех крестьян, которым карнавальные наряды были не по карману, встречали их смехом, аплодисментами или едкими замечаниями. Посредине двора заезжие комедианты воздвигли свои подмостки. На них разыгрывались, вызывая взрывы смеха зрителей, фарсы из жизни островитян: рыбаков, пастухов, вилланов. Чуть поодаль веселились флейтисты, жонглёры, акробаты; выделывали разные штучки дрессированные медведи.

Ворота замка, как и вчера, были открыты настежь, радушно зазывая гостей. Менестрели, собравшись в кружок, время от времени принимались играть на своих инструментах, и под эту прерывистую небрежную музыку несколько пар лениво кружились в ожидании танцев.

Как только грянула музыка, а крики и смех стали громче, карнавальное веселье разгорелось с новой силой. Один из домочадцев маркграфа, вылетел на середину двора с танцоркой, а вслед за ними понеслись и другие, громко стуча башмаками и ловко изгибаясь из стороны в сторону.

Данафрид де Туар до сих пор совсем не танцевал. Он еле поздоровался с некоторыми из присутствующих и с начала танцев простоял в углу около музыкантов, скрестив на груди руки и нахмурив лоб. Он лишь время от времени поглядывал на танцующих, как будто искал кого-то; на шутки приятелей отвечал сухо, даже небрежно. Но вот глаза у него блеснули, и, с трудом пробравшись между танцующими парами, он очутился возле Алекто.

- Маска, маска, подаришь мне танец? – спросил Данафрид голосом, в котором вчерашняя обида смешивалась с робкой просьбой.

- Конечно! Только уж вы, мессир, пожалуйста, подольше танцуйте и хорошенько кружите, а то полегоньку я не люблю, - с громким смехом ответила Алекто.

И, взяв Данафрида за руку, девушка весело повела его по кругу следом за остальными танцующими.

Только зря Данафрид вздумал состязаться в танцах с Обером Видалем. Оказалось, что хвастаться ему решительно нечем: сын маркграфа, хотя и был обучен учителями из Лютеции, танцевать совсем не умел. Несколько раз он едва не отдавил Алекто ноги, а когда кавалеры закружили своих дам, тщедушный Данафрид не сумел подхватить девушку, и его попытка лишь вызвала смех у зрителей.