– Первыми под гребешок попадём, намекаете, господин полковник? – ухмыльнулся Яковлев.
– У нас впереди ещё Черняковицы. – Две Мишени вспомнил карту. – И ещё один мост. Вот что, Семён Ильич. Возьму-ка я своих охотников, кадет, кого сам учил, из первой роты, да пройдёмся мы чуток вперёд. Нам у Торошино засиживаться нельзя, того и гляди разберутся псковские, кто б там у власти ни был, «временные» или немцы, да мост и рванут.
Яковлев отрывисто кивнул.
– Я их тут свяжу. Будут заняты. Не сомневайтесь, Константин Сергеевич.
– Как пройдём всю станцию, пущу зелёную ракету. Будьте готовы.
– Будем. Как юные скауты.
Карта г. Пскова, 1890 г. (фрагмент).
…Первых немцев они увидели совсем скоро – на путях и рядом на скорую руку было сложено укрытие из шпал.
Впереди ползком пробирался Воротников, так и не расставшийся со своим пулемётом. Рядом – Бобровский. Эта парочка неразлучна, особенно с тех пор, как без вести пропал их третий, Костя Нифонтов. Рыжий Павел Бушен и Варлам Сокольский – надёжные ребята, отличные стрелки. Вместе с Фёдором Солоновым держали фланговую позицию на дамбе, пока не пришла пора отступать…
Немцы устроились крепко: насыпь, самые подступы к ней, где лес сведён, они простреливали полностью. Но вот чуть в стороне – густой лес. Там у них тоже секрет?..
По левую руку – настоящая чаща, за нею – извивы узкой Псковы. Аристов махнул рукой – его команда, пригибаясь, двинулась через успевший подняться кустарник к тёмным елям.
Немцы на посту не позволяли себе никаких вольностей – ни звука, ни огонька. Но едва ли они тут успели всё облазать…
Пробиравшийся первым Бушен вдруг резко присел, его движение тотчас повторили и остальные. Пашка в темноте видел не хуже кошки.
Бушен жестом указал направление. Как он сумел углядеть залёгшего меж двух елей вражеского солдата – Бог весть, однако вот углядел. Севка Воротников ухмыльнулся, извлёк из кармана тонкую ременную петлю, продемонстрировал полковнику. Аристов кивнул.
Севка все последние годы оставался непобедимым «первым силачом» корпуса, хотя с Фёдором Солоновым у них не всё выходило так однозначно.
Отработано это было на практических занятиях сотни, если не тысячи раз; и, кто бы мог подумать, применено на летних манёврах 1914 года, когда нынешняя первая рота, а тогда вторая, дерзко нарушила все каноны и регламенты, проникла в тыл условного противника (в роли коего выступали лейб-гусары, не слишком любимые старшими кадетами за неимоверное зазнайство), повязала часовых и захватила штаб, как раз когда гг. штаб- и обер-офицерам был подан обед.
Государь тогда очень смеялся, велев господам проигравшим отдать обед нахальным кадетам. Шалость эта создала александровцам немало недоброжелателей среди золотой гвардейской молодёжи, ну а уж лейб-гусары – те, говорят, на клинках поклялись а) отомстить; б) скоро отомстить и в) страшно отомстить, однако так и не успели…
Кто-то из этих лейб-гусар навсегда остался в Стрельне, кто-то пропал без вести в Петербурге, а кто-то – надеялся Аристов – и сейчас окажется с ними.
Воротников скинул шинель, беззвучно, ползком исчез в зарослях. Все замерли; а миг спустя вдруг хриплый гортанный вскрик, удар тяжёлого тела.
«Чисто убрать» не удалось. То ли немец оказался сильнее, то ли у Севки в последний момент дрогнула рука, но немцы всполошились.
Аристов вскочил, махнул кадетам, увлекая за собой.
Сам Воротников тоже вынырнул из подлеска, подхватил шинель, в руках – окровавленный финский нож.
– Виноват, господин пол…
– Потом! – оборвал его Две Мишени.
Сейчас немцы разворачивают тяжёлый пулемёт. Хорошо, если он у них на колёсном станке; плохо, если на треноге и крутится во все стороны.