– Батюшка, – тихо сказал Александр, – пишите меня в Семеновский.

– В Семеновский? Почему же?

– Да мне матушку жалко стало: ей трудно со мной сразу расставаться. Преображенский в Петербурге, а Семеновский полк в Москве квартирует… Всё ближе к дому.

– В Семеновский полк не запишут: у нас в Семеновском родни нет.

– А Прошка Великан? – напомнил Александр.

Василий Иванович усмехнулся.

– Кто же это будет – Прошка Великан? – спросил Ганнибал.

– Прошка-то? Вы не знаете? – удивился Александр. – Его батюшка за то в солдаты отдал, что он кобылу огрел оглоблей да спину ей сломал. К тому же озорник. Все дрался: ударит, а мужик и с копыльев долой. Батюшка его и сдал. Царица послала его с другими великанами к прусскому королю Фридриху[28]. А у Фридриха пушка в грязи завязла. Велел король своим солдатам пушку тащить – десять вытащить не могут. Отступились. Прошка подошел, крякнул, один пушку из грязи вынул да на сухое место и поставил. Только и сам повалился около пушки: у него жила лопнула. А когда жилу ему срастили, выходили, то отпустили его домой…

– Да как же Прошка с лопнутой жилой в строю?

– Да он ничего еще, только тяжелой работы не может.

– Чудо-богатырь! В Москве непременно погляжу на Прошку, – сказал, рассмеявшись, генерал. – А ты еще не знаешь, Василий Иванович, что Никита Соковнин в Семеновский полк вернулся?

– Неужто? Какой поворот судьбы! Никита Федорович Соковнин мне друг и приятель. Истинно ты, Абрам Петрович, чудесные вести принес!

Глава вторая

Жребий брошен

Морозным утром Василий Иванович Суворов стоял в стеганом ватном архалуке[29] на покрытом инеем крыльце.

В это время во двор усадьбы въехал верховой, соскочил с коня, привязал его к воротному кольцу и, сняв шапку, подал барину письмо.

Взглянув на печать, Суворов понял, что письмо от Ганнибала. Василий Иванович вскрыл пакет, прочитал письмо и велел нарочному идти в приспешную и сказать, что барин приказал поднести ему вина.

Василий Иванович вошел в дом. В горнице Александр читал матери вслух книгу в кожаном переплете – «Житие благоверного князя Александра Невского». На полу возилась с лоскутками Аннушка, наряжая деревянную куклу.

– Оставь читать! – произнес Василий Иванович. – Ты стоишь у мèты[30] своих желаний.

Он прочитал жене и сыну письмо Ганнибала. Он писал, что премьер-майор Соковнин снизошел к просьбе Василия Ивановича – прошение Суворова уважено. «По сему господа полковые штапы[31] тысяча пятьсот сорок втором году октября двадцать второго дня приказали недоросля Александра Суворова записать лейб-гвардии Семеновский полк в солдаты сверх комплекта, без жалованья и со взятием обязательства от отца его отпустить в дом на два года. Недоросль Александр Суворов имеет обучаться во время его в полку отлучения на своем коште указным наукам, а именно: арифметике, геометрии планов, тригонометрии, артиллерии, части инженерии и фортификации, тако ж из иностранных языков да и военной экзерциции[32] совершенно, и о том, сколько от каких наук обучится, каждые полгода в полковую канцелярию для ведома репортовать».

По-разному приняли известие, полученное от Ганнибала, Александр и его мать.

Едва дослушав письмо до конца, Александр захлопнул книгу, закричал петухом, запрыгал по горнице, затем кинулся обнимать отца, хотел выхватить у него письмо, чтобы самому прочесть, за что получил подзатыльник. Мальчик выпрямился и, стоя с протянутой рукой посреди комнаты, возгласил:

– «Цезарь, стоя на берегу Рубикона и обратясь к приятелям, между коими был славный Азинний Полоний, сказал им: „Мы еще можем вспять возвратиться, но если перейдем сей мосточек, то надобно будет предприятие до самого конца оружием довести. Пойдем же, куда нас зовут предзнаменования богов и несправедливость супостатов наших. Жребий брошен“».