.) И они шли от французского масонства. «Гранд Ореан» – «Великий Восток» французский их благословил на открытие лож и на процветание масонства в России. Они дали масонскую клятву, которая по уставу превышает все остальные – клятву мужа и жены, клятву родине. Они дали клятву – никогда не бросать Францию. И поэтому Керенский не заключил мира». (Имеется в виду сепаратный мирный договор с немцами, который мог бы выбить козырь из рук большевиков, стоявших на пораженческой позиции, спасти Россию от большевизма, но дать Германии возможность победить Францию.) Приверженцы версии Нины Берберовой считают, что после подписания в 1914 году соглашения между Россией, Англией и Францией о незаключении мирного договора с Германией русские масоны дали клятву никогда и ни при каких обстоятельствах не оставлять союзников. Но возможно, это была не верность клятве масонов; а долг России как союзницы Англии и Франции?

Вернемся к 1914 году, к началу Первой мировой войны, когда Керенский стал секретарем верховного совета масонской ложи, половина членов которого являлась депутатами Государственной думы, но был далек от власти в правительстве, которую получил в 1917 году, когда в масонскую ложу входили два большевика, вступившие в нее без ведома партии, – Иван Иванович Скворцов-Степанов и Семен Пафнутьевич Середа, – когда возник мифический образ жидомасонства, хотя, по свидетельству одного из лидеров партии кадетов Иосифа Владимировича Гессена, в верховном совете масонов страны состояли трое евреев, в ложах Петербурга, Одессы и Екатеринбурга – по одному, в Киеве и Москве – ни одного, когда махровый антисемит, последний Дворцовый Комендант Государя Императора Николая II В. Н. Воейков выдвинул версию о еврейском происхождении Керенского и задавался вопросом: «Не знаю, почему многие из последователей Талмуда вступают в масонские ложи и играют в них выдающуюся роль? Их влиянию, между прочим, приписывается то обстоятельство, что масоны, раньше не занимавшиеся политикой, теперь стали обсуждать в масонских храмах вопросы, тесно связанные с ходом революционного брожения…»

20 июля 1914 года царь Николай II опубликовал манифест о войне. Задыхаясь в пыли проселков, шагая мимо неубранных полей, полки русской армии спешили к германской границе. Мобилизация еще не кончилась. Пушки в беспорядке стояли на площадях у арсеналов. Не на чем было подвозить артиллерию. В деревнях и станицах в самый разгар жатвы молодежь прямо с работы гнали на призывные пункты. Но царь был связан договорами с Францией, получал большие займы от французских банкиров. По военным соглашениям Николай II должен был двинуть свои армии в наступление против Германии на четырнадцатый день после объявления войны. На Западе германские корпуса неудержимо катились через Бельгию, стремительно приближаясь к Парижу. Оттуда в Петроград неслись панические требования – скорее выступить против Германии. 30 июля русский агент в Париже срочно доносил в Ставку: «Французские армии перейти в наступление в настоящее время едва ли смогут. Я ожидаю в лучшем случае медленного отступления… Весь успех войны зависит всецело от наших действий в ближайшие недели и от переброски на русский фронт гражданских корпусов». Французский посол Морис Палеолог обивал пороги военного министерства, добиваясь перехода русских армий в наступление. И 31 июля главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, дядя царя, по прозвищу Большой Николай, сообщал Палеологу, что Виленская и Варшавская армии начнут выступления «завтра утром на рассвете».