– Знаешь, Мэ-ри... Я вот смотрю на тебя и понимаю, что никого в своей жизни я не хотел убить с такой силой, как тебя. Никого.

– Ух ты... Это чем же я тебе так насолила, а?

– Ты сама прекрасно знаешь ответ. Не кокетничай. Тебе просто нравится сознавать, что ты меня обыграла. Это, поверь, не так. Ты думаешь, что сильная, что упорная, что смогла заставить меня отступить? Ошибаешься.

Он бросил окурок в пепельницу и закрыл окно, из которого тянуло в палату невыносимым зноем. Мэри молчала. Он ухитрился каким-то образом проникнуть в ее мысли, не иначе – потому что как раз этими словами она и думала о себе и о нем. Да, она была горда тем, что не уступила, не поддалась, не подчинилась. Пусть это причиняло невыносимую порой боль – но зато она осталась честна по отношению к Марго.

– Ты мазохистка, Мэ-ри. Ты причиняешь боль себе – и от этого получаешь удовольствие. А ведь все могло быть куда проще.

– Не люблю простых решений.

– Я это понял, – усмехнулся Алекс. – Хорошо, Мэ-ри, будем играть сложно.

– Да не будем мы играть – ни просто, ни сложно, и вообще никак. Ты мне не нужен.

– Ты, как всегда, врешь. Но я переживу. Ты сама поймешь со временем, как и насколько я нужен тебе.

– Твоя самоуверенность зашкаливает за все мыслимые пределы, Алекс. Не бывает неотразимых мужчин.

– Как не бывает и недоступных женщин, Мэ-ри, – отпарировал он.

Один-один... Мэри умела признавать поражение.

– Но запомни – твои деньги я тебе верну, чего бы мне это ни стоило.

Он насмешливо оглядел девушку и изрек:

– Да? Для этого тебе придется... даже не знаю... ты сейчас мало на что годишься.

– Не волнуйся. Что-нибудь придумаю.

– О, не сомневаюсь. Ты большая... как это... придумщица, вот, – он по-прежнему с трудом подбирает русские слова, особенно – экспрессивные словечки. Идеально образованный англичанин с армянскими корнями...

– Выдумщица, – машинально поправила Мэри, уже думая о том, каким образом будет выполнять свое обещание.

Мэри больше не смотрела в его сторону, отвернулась к стене и закрыла глаза. Прислушавшись к себе, поняла – больно. Его присутствие что-то всколыхнуло в ней, как и слова. Зачем он здесь, для чего?

Алекс все не уходил, сидел на подоконнике и постукивал пальцами по переплету рамы. Этот стук раздражал Мэри, сбивал, но она молчала. Ей не хотелось, чтобы он уходил – и не хотелось, чтобы оставался. Противоречие разрывало, и девушка не выдержала, села, откинув одеяло, и попросила:

– Ты не мог бы уйти? Я хочу отдохнуть.

– Отдыхай, я не требую, чтобы ты со мной общалась, – сообщил он, перебираясь с подоконника в кресло и закидывая ногу на ногу. Щиколоткой на колено – как всегда.

Мэри разозлилась – выходило, что Алекс собирался задержаться надолго. Ей же это было совершенно ни к чему. Она не хотела, не могла его видеть.

– Тебе случайно никуда не пора?

– Нет, – подтвердил он, улыбаясь. – Я свободен столько, сколько захочу.

– А я обязана разделить с тобой твое свободное время?

– Мэ-ри, не зли меня.

– Даже в мыслях не было.

И тут в палату вошла Марго. Вошла и застыла на пороге, едва не выронив из рук букет мелких кустовых розочек. Так и прилипла к стене – рослая, с рассыпанными по плечам густыми каштановыми волосами, с растерянным выражением распахнутых зеленых глаз.

– Привет, Марго, – совершенно спокойно произнес Алекс, словно они расстались только вчера – и друзьями.

– Ты... как ты тут оказался? – еле выговорила она, крепче прижимаясь к стене.

– Обыкновенно. Приехал.

Марго вдруг заплакала, съехав на пол и закрыв руками лицо. У Мэри возникло желание взять костыль и запустить им в Алекса – слез Марго она не выносила совершенно.