– На тебе целый кувшин и оставь наконец меня в покое!
– Да-да, как скажешь.
Абаназар живо сграбастал кувшин с водой, возникший прямо перед его носом, и припал к узкому горлышку губами. Пил он долго, словно верблюд после длительного перехода, дергая острым кадыком на тощей, морщинистой шее. Вода струйками сбегала по щекам колдуна, оставляя грязные потеки, но это было даже приятно – кожа еще горела и страшно зудела после взрыва. И как только вообще жив остался!
Вдосталь напившись, колдун довольно отер ладонью лицо, причмокнул губами и произнес:
– Ала ад-Дин, сын А… сын… вот же, шайтан тебя раздери! О Каззан, я забыл, как звали отца!
Абаназар долго вслушивался в ночную тишину, но ответа так и не последовало.
– С-свол-лочь! – процедил сквозь зубы Максим, зябко кутаясь в обнаруженный у городской стены драный кусок того, что некогда, очень давно, было плащом. – Т-такую рубашку исп-портил! Ну поч-чему же так х-холодно-то, а?
– Ночи сейчас прохладные, шеф, – отозвался Ахмед, протягивая озябшие руки к пламени небольшого костра, на который с большим трудом удалось насобирать немного хвороста.
Костер почти вовсе не грел, лишь жадно потрескивал сухими сучьями, жадно переваривая их, и освещал небольшой участок стены у самых ворот, где приютились до утра двое друзей.
Городские ворота были закрыты. И никого вокруг, даже нищие куда-то попрятались – возможно, отсиживались где-нибудь в городе.
– Скоро костер погаснет, – мрачно заметил Ахмед, но Максим ничего не ответил. Да и что тут скажешь.
Вдруг тишину ночи разорвал противный скрип.
– Ворота! – порывисто вскочил на ноги Ахмед. – Шеф, кажется, ворота открывают.
– С чего вдруг? – буркнул Максим, поплотнее кутаясь в рванину.
– Может, нас заметили и хотят впустить? – наивно предположил Ахмед.
– Сдались мы им, – не поверил Максим, но с земли все-таки поднялся. – Пошли, пока опять не закрыли.
Но не успели они приблизиться к медленно открывающейся створке ворот, как за ней раздалась возня, и к ногам Ахмеда вывалился человек.
– Ай! – сказал он, растянувшись на земле, и медленно, кривясь от боли и держась за бока, поднялся на ноги. – Чтоб вас шайтан пожрал вместе с вашим султаном!
– Пр-роваливай, пока цел! – рявкнул здоровенный стражник и скрылся за створкой.
Из ворот неспешной, преисполненной достоинства походкой вышел бедно одетый человек, судя по всему, слуга выкинутого мужчины, ведший в поводу двух коней, на одного из которых была навьючена поклажа. Дождавшись, когда слуга выйдет наружу, Ахмед, а за ним и Максим шмыгнули в приоткрытую тяжелую створку.
– А вы куда? – Ахмеду, вбежавшему в ворота первым, преградил путь высокий статный страж, выставив перед собой копье. – Кто такие?
– О, добрый стражник, да осенит тебя Аллах великой милостью! – льстиво скользнул к нему Ахмед и сунул в призывно распахнутую ладонь пару монет. – Мы прибыли к воротам, когда вы уже закрыли их, а на улице так холодно.
– Ну, если Аллах осенит меня еще парой монет… Вас ведь двое?
– Да-да, разумеется, – поспешно согласился Ахмед, вытащил из-за пазухи еще пару монет, и те, подобно двум первым, мгновенно исчезли в кармане нахального стражника.
– Пр-роходите! – разрешил стражник, убирая копье, и гаркнул своим подчиненным: – Закрыть ворота!
Те уперлись руками в створку ворот, толкая ее изо всех сил. И тут снаружи донесся истошный вопль.
– Деньги… Мои деньги! Меня обокрали, пустите меня! – Выкинутый из города кривоногий мужчина доковылял до ворот и забарабанил в них кулаками, мешая закрывать их. – Отдайте мои деньги, о проклятые воры!