Быстро довожу язык до уголка его губ и отворачиваюсь.
— В Буку будем играть? — голос Родиона тает за звуком удара пластиковых кубиков о стол.
Не успеваю увидеть, что выпало, прохладные пальцы на моём подбородке влекут в другом направлении. Губы обжигает прикосновение, а следом влажный язык скользит в мой рот и ведёт под моим языком до самого кончика.
Как прерываю поцелуй, даже не осознаю. Звон посуды приводит в чувства — я на расстоянии метра от Родиона и пялюсь на кубики, где собственно и написано «лизни язык». Адские кубики.
К нам спешит официант, кажется, шуму я наделала слишком много. Игрушки исчезают в бархатном мешочке, а он, в свою очередь, во внутреннем кармане Родиона.
— У вас всё хорошо? — улыбается парень, осматривая нетронутый обед.
— Заверните с собой, — спокойно говорит мой спутник и поглядывает на меня. — Дома поедим.
Ну уж нет! Никаких дома не будет! Бежать, бежать без оглядки. Лариса права, мне надо разобраться в себе. Надо поговорить с Виталей и расставить все точки над i.
Молодой человек в фартуке лихо уносит тарелки, а я не тороплюсь садиться обратно.
— У меня ещё ход, — похлопав по карману, напоминает Родион.
— Думаю, мы заигрались. Не находишь? — пытаюсь дышать размеренно, будто бегу марафон, стараясь сохранить силы.
— Чего ты боишься? — спрашивает, совсем не глядя на подошедшего официанта, достаёт карту и прикладывает к терминалу, мельком взглянув на цифры, вводит пин и вкладывает в папку с чеком чаевые.
Невольно задираю брови. Кафешка, мягко говоря, так себе, чтобы оставлять такую сумму, это же не ресторан высшего уровня. Ну да ладно, деньги не мои, не мне и придираться.
— Ничего не боюсь.
— Думаешь, что это подло по отношению к жениху? Или ты из женщин, которые выходят за мужчину, с которым удобно и всю жизнь проедают ему плешь, что он не тот?
— А у тебя большой опыт?
— Не то чтобы, — с отвращением кривит губы. — Родители.
— О. Многое объясняет. У тебя просто не было примера искренней любви и крепких отношений перед глазами. Они развелись. А ты и не знаешь, как строить свои.
— Возможно, только они всё ещё вместе и продолжают мучить друг друга, — забирает пакет с едой и встаёт.
— Ещё хуже, — отшатываюсь подальше от Родиона.
— Так и? Ты рискнёшь доиграть со мной или побежишь к своему жениху, который даже не удосужился такси тебе вызвать, оставив одну на улице?
— Знаешь, что! — чуть не кидаюсь на него. — Я ничего не боюсь. Смотри, сам не испугайся!
— Чего же я должен испугаться? — нагло наклоняется к моему уху и просто выдыхает. — А?
От тепла его дыхания мурашки заполоняют всю шею, а мышцы сводит сладкой судорогой.
— Тебе виднее, — собираюсь с мыслями. — Какие комплексы ты решаешь этой игрой?
— Не всё сразу.
— О, так значит комплексы есть, — плыву в улыбке.
— У всех в современном мире они есть, — берёт под локоток и выводит из кафе, пока я пребываю в шоке от услышанного.
— Признавайся, — прорывает меня, когда подходим к машине. — Ты извращенец? Любишь жёстко? Не-ет... — ехидно щурюсь, — любишь, когда тебя заворачивают, как младенца и сосать сосочку?
Открывает дверь и замирает, задирая брови всё выше и выше:
— Ты откуда эту чушь берёшь?
— Что? Всё ещё хуже? У тебя микро?
— Ага, — кивает и идёт за руль.
Не поняла. Почему он не отрицает? Даже не моргнул, не скривился, не попытался реабилитироваться, опровергнуть. Я попала в точку? Не. Не может этого быть. Мужик симпатичный и с такой проблемой? Но с его деньгами сделал бы себе операцию по увеличению. Чего только в современной медицине не делают.
— Я серьёзно, — впериваю взгляд в Родиона, как только пристёгиваю ремень безопасности.