Мне лично вообще непонятно, как можно настолько любить химию, чтоб выбрать её своей профессией, но я могу это представить ещё. Но вот химик на подводной лодке – он же не химик вообще. Никакой химией он там не занимается от слова «вообще». Он, безусловно, незаменим, и в его заведовании находится наиценнейший ресурс – воздух. Он отвечает за производство кислорода и удаление углекислого газа (грубо говоря), но никаких там пробирок, реакций, формальдегидов (или как они там называются) и ковалентных связей! Ну стоит установка гидролизная и компрессор с баллонами, и в каждом отсеке приборы для раздачи кислорода – но, позвольте, при чём тут химия? И ещё для меня всегда было загадкой, почему это – отдельная служба, а не четвёртый дивизион в БЧ-5? От этого получается некоторый диссонанс: химик – он вроде как и не люкс, но и не механик же. И «пассажиром» его не назовёшь, и «маслопупым» тоже. Поэтому называют их «дустами».

Почему «дустами»? А потому что – нехуй! Именно так и ответил мне старшина роты, когда я у него спросил, почему именно «дустами», а не каким-нибудь более благородным словом. Логики в данном объяснении я не уловил, конечно, но наш старшина вообще был специалистом по переплавке логических цепей в прямоточные штыри длиной не более пяти сантиметров. Химический факультет был самым разношёрстным по составу, и вообще непонятно было, что они там учат и чем занимаются в то время, когда не бегают в самоходы и не разлагаются в своём общежитии. Это вот было для нас, как чердак в старом заброшенном доме: наверняка там что-то есть и даже происходят какие-то события, может даже живут крысы и привидения, но на самом деле – хрен его знает что там творится. Часть поступивших туда были идейными химиками (загадка природы), а другие просто не смогли поступить на нормальные факультеты и вовремя воспылали любовью к химии. Они и выглядели самым разношёрстным сборищем: от откровенных фриков до красавцев-качков. Один, помню, учился там нерусский – здоровый, как шкаф. Ну как учился – как ни заглянешь в спортзал, он там качается. Мы с ним разговаривали даже четыре года почти каждый день.

– Привет, братан! – басил он, сжимая мою руку чуть не по локоть своей лапищей. – Обижает кто?

– Да не, – отвечал я ему. – Вообще никто не обижает.

– Ну ты это… Говори, если что.

И так вот четыре года без изменений даже в интонациях. Поэтому, понимаете, от них держались как-то особняком несколько, но чего у них было не отнять – ребята были весёлые. Для меня всё представление о химиках ограничивалось этим вот качком, ещё одним длиннющим, рыжим и ужасно нескладным парнем и двумя земляками-спортсменами моего друга Вовы. А потом я попал на флот и познакомился с нашим корабельным химиком Димой, с самой настоящей залихватски-пиратской фамилией… Не скажу какой.

И знаете, что я вам скажу про Диму? Дима был охуенным. На этом, в общем-то, можно было и закончить рассказ о нём. Для себя, во всяком случае, я уже всё рассказал, но для вас напишу ещё несколько букв.

Дима был на год (или на два, точно не помню) старше меня и, естественно, пришёл служить сразу начальником химической службы, так как других офицерских должностей химиков на корабле просто не было. Вот пришёл ты лейтенантом и сразу занял верхнюю ступеньку иерархии своей служебной лестницы на корабле. Круто же? А вот и нет. Спрос с тебя сразу же как с начальника службы, а ты ещё совсем неоперившийся юнец. На некоторых юных химиков смотреть было даже жалко из-за этого, но только не на Диму.