Но. В кают-компанию на собрания и приёмы пищи подводники ходят только в кремовых рубашках и с погонами. Такая традиция. Даже если, например, прибежит дежурный по кораблю передать командиру какую-нибудь бумажку, то стоять он будет ровно на пороге кают-компании и тянуться, пока бумажку у него кто-нибудь не заберёт.

Случай один курьёзный произошёл у нас с этой традицией.

Загнали нас тогда в Оленью Губу на пару месяцев какие-то работы с шахтами ракетными проводить. Ощущение такой свободы, как в Оленьей Губе, я не испытывал никогда за всё время своей службы. Наш штаб в ста двадцати километрах, топлива для машин на флоте нет, то есть учить они нас могут только по телефону. В Оленьей Губе (крохотный поселочек) подводники с «Акулы» такая же диковинка, как Филипп Киркоров живьём. Все два магазина и один бар тут же переходят на круглосуточный режим работы, женщины расчехляют свои косметические средства и делают эпиляции везде. А рядом же ещё Снежногорск и Полярный – эх, дубинушки, ухнем! Командира нашего под белы рученьки увели сразу же товарищи его, набежавшие в баню со всем таким.

В любом мужском коллективе количеством более трёх обязательно найдётся один маньяк-рыбак. У нас их тоже хватало, а Оленья Губа рыбалкой славилась.

Не успели пришвартоваться, как наши маньяки уже бегали по пирсам с удочками и радостно повизгивали от предвкушения.

– Слышь, Эдик… – говорит мне Слава, наш комдив-два и главный экипажный маньяк-рыбак. – Нам бы лодочку раздобыть.

– Это вам бы, – отвечаю, – маньякам, лодочку бы раздобыть. А мне – поспать бы. Я ж на проходе в узкости не спал за пультом на идашках, как некоторые, а в центральном сидел.

– Не, ну рыбу-то есть будешь.

– Каэшна буду, но не улавливаю здесь логических связей. Ты что, с товарищем рыбой не поделишься и «за так»?

– А ты что, с товарищем не сходишь лодку поискать «за так»?

Сука, подловил меня. Пошли с ним к военным надводным корабликам лодку искать. А как мы выглядим, вы уже поняли. Заходим на пирс к какому-то судёнышку военному, судя по окраске. Верхний вахтенный на нём аж подпрыгнул спросонья, когда нас увидел. Сначала испугался таким диковинным животным, а потом вспомнил устав:

– Стойктоидёт!

– Ой, стоим, стоим, ой боимса, боимса! Слышь, страшила, свистни там, кто у вас старший на борту.

Свистнул. Выскакивает старлей какой-то на палубу:

– О! Ребята! Вы же! Подводники, да?!

– Ну.

– С вот той вот громадины?!

– Ну

– Кру-у-уто, бля! А можно на экскурсию?

– Ну. Тока эта, слышь, тут рыба-то есть у вас в заливе?

– Ну, дык! Во скока! – У него аж кончились руки, как он показал. – Тока на лодке лучше вот там за бочками ловить!

– Ну, так и мы о чём. Дашь нам лодку-то?

Тот почесал под пилоткой, посмотрел вокруг.

– Ну, вот ялик есть. Три литра шила и забирайте.

– Слышь, а ты не прихуел ли – три литра шила за покататься брать?

– Да какой покататься! Навсегда забирайте!

– Да ладно?

– Ну!

– Так, пират, ты тут постой и никуда не уходи. Мы щаз вернёмся.

Громко стуча копытами и тяжело дыша от волнения, бежим к старпому. Весь спирт же корабельный у него хранится, и выдаёт он его строго по необходимости.

– Сей Саныч!!! – кричим мы ему сбитым дыханием в каюту. – Три! Литра!! Срочно!! Давайте!!!

Сей Саныч хлопает в нашу сторону глазами.

– Я, – говорит, – даже несколько опешил от вашей внезапности, хаспада. Даже растерялся и не знаю теперь, сразу вас на хуй послать или поинтересоваться, в связи с чем у вас такая наглость?

– Там! Эта! Ялик!!! Наш будет!!!

– Да ладно?

– Ну!!!

Старпом быстренько набулькивает нам трёшечку. Мы хватаем десяток матрозавров своих и бежим обратно. Ялик уже стоит на пирсе и вытирается тряпочками. Производим натуральный обмен и тащим его к нам на пирс. Вокруг ликование, конечно, и чуть не драка начинается за то, кто на нём в море срочно за рыбой выходит.