– Эй, ты чего ещё удумал? – перепугался тот.
Я его возглас проигнорировал и крикнул:
– Дарьян!
– Здесь! – отозвался тот, прибежал и присел рядом, начал спешно заряжать карабин.
Одним уверенным движением я распорол рукав куртки Гвоздя и вновь позвал:
– Огнич!
– В порядке! – откликнулся фургонщик, а Сквозняк отозвался сам.
– Я тоже! – оповестил он нас.
Нож я бросил к револьверу, затем переломил засевшую в бицепсе пластуна стрелу и спросил:
– Крап где?
– О чёрт! – охнул Огнич и перескочил через стену редута, скрылся в только-только начавшей редеть тьме.
Сквозняк присоединился к фургонщику, на пару они вытянули наружу потерявшего сознание пластуна.
– Сердце бьётся! – оповестил нас Огнич.
Ну а я надавил своей волей на дух Гвоздя, чуть сместил стрелу – так, чтобы появилась возможность направить остриё в обход кости, и толкнул древко. Наконечник вышел с другой стороны, пластун взвыл и потерял сознание, я отбросил сломанную стрелу и закрыл сквозную рану. Пусть сработал и не слишком чисто, но нисколько по этому поводу не переживал. Было попросту не до того.
Из-за неловкого движения засевший в ноге наконечник вновь повредил кое-как залеченный кровеносный сосуд, да ещё стрельба в лесу никак не стихала, и ко всему прочему я со всей отчётливостью осознал, что светло-пурпурное пламя – это не совсем то, что поможет мне пережить грядущую кампанию против златогорцев.
Черти драные, простую стрелу остановить не смог!
Тоже мне аколит!
Впрочем, я был жив, а значит, ничего не помешает вскорости прикупить пару козырей-аргументов. Надо лишь не пороть горячку и для начала хорошенько всё продумать. Ну и, конечно, не остаться в этих драных джунглях навсегда.
Просто не будет, да только когда было?
Прорвусь!
13–6
В кои-то веки всё случилось именно так, как и загадал. В отличие от многих других в джунглях я не остался. Добрался до предгорий, чтоб их черти драли…
Впрочем, жаловаться было грех – кампания против златогорцев обернулась для меня вроде как одними сплошными прибытками. Начать с того, что в тылу мы не отсиживались и редкий день обходился без начисления боевых – уже на исходе зимы я полностью закрыл долг перед Южноморским союзом негоциантов, по итогам первого весеннего месяца накопил на обратный билет, а к началу сезона дождей должен был заработать сверх этого ещё пять или даже шесть сотен целковых.
Должен, ха!
Мы полностью разгромили основные силы златогорцев и отрезали их владения от побережья, но только лишь этим не удовлетворились и начали развивать наступление вглубь континента. В итоге добрались до гор и там забуксовали, не в силах прорваться в долины с золотыми рудниками, которые и были главной целью кампании. Основной состав Мёртвой пехоты отправили восполнять потери в постоянный лагерь ещё на прошлой седмице – сразу, как только наши передовые отряды вышли к предгорьям, где проку от кадавров и тем паче от обычных ходячих мертвецов было откровенно немного, а вот пластунов передали в подчинение егерям, и за последнюю седмицу рота потеряла убитыми и ранеными почти столько же, сколько осталось в драных джунглях за всю драную зиму. И дело было даже не в том, что десятки раскидали по разным подразделениям, а чужих людей никому не жалко, просто бои в ущельях – это не наше. Тут бы егерям и горным стрельцам отдуваться, но нет же, припрягли…
Я прикрылся отторжением, чуть приподнялся и сразу приник к земле. Ударившая о валун пуля с визгом отскочила в сторону, эхом заметался меж скал хлопок выстрела.
– Задрал, Боярин! – одёрнул меня Хомут. – Не суетись – глядишь, подольше проживёшь!